Ген. Очень личная история

Перспективы генетической диагностики шизофрении и биполярного расстройства, таким образом, непредставимы без столкновения с фундаментальными вопросами о природе неопределенности, рисков и выбора. Мы хотим искоренить страдания, но одновременно хотим и «продлить эти страдания». Несложно понять, что имела в виду писательница Сьюзен Зонтаг, называя болезни «ночной стороной жизни»[1134]. Эта концепция подходит для многих заболеваний – но не для всех. Сложность заключается в том, чтобы определить, где заканчиваются сумерки или начинается рассвет. И все лишь усложняет факт, что само определение болезни в одних обстоятельствах становится определением выдающихся способностей в других. Ночь на одной стороне земного шара – это часто день, солнечный и восхитительный, на другом континенте.

Весной 2013-го я прилетел в Сан-Диего на одну из самых провокационных конференций, что мне довелось посетить. Встреча под названием «Будущее геномной медицины»[1135] проходила в Институте Скриппса в Ла-Хойе, в конференц-центре с видом на океан. Это место было памятником модернизму: светлое дерево, угловатые конструкции из бетона, стальные оконные рамы. Свет ослепительно играл на воде. Бесконечные бегуны с постчеловеческими телами перемещались по набережной. Популяционный генетик Дэвид Голдштейн рассказывал о «Секвенировании недиагностированных детских состояний», попытке применить массивное параллельное секвенирование для определения детских патологий, не поддающихся диагностике. Стивен Куэйк, физик-ставший-биологом, обсуждал «Геномику до рождения» – перспективы определять каждую мутацию растущего плода по образцам его ДНК, естественным образом проникающей в материнскую кровь.

На второе утро конференции женщина вкатила на сцену инвалидное кресло со своей 15-летней дочерью (я буду называть ее Эрика). На плечи девушки, одетой в кружевное белое платье, был наброшен шарф. Она хотела рассказать свою историю – о генах, идентичности, судьбе, решениях и диагнозах. Генетическое состояние Эрики стало причиной тяжелого прогрессирующего дегенеративного расстройства. Симптомы появились, когда ей было полтора года: у нее начали подергиваться мышцы. Дрожь неуклонно усиливалась, и к четырем Эрика с трудом могла удерживать свои мышцы неподвижно. Она просыпалась по 20–30 раз за ночь, мокрая от пота и измотанная неукротимым тремором. Казалось, во сне ее симптомы усиливались, так что родители каждую ночь по очереди сидели рядом с девочкой, стараясь утешениями дать ей хоть несколько минут покоя.

Врачи заподозрили у нее какой-то необычный генетический синдром, но ни одним из известных генетических тестов диагностировать болезнь не удалось. В июне 2011-го отец Эрики услышал по радио о паре близнецов из Калифорнии, которые тоже долгое время боролись с мышечными проблемами. У Ноя и Алексис Бири секвенировали геномы[1136] и в конце концов диагностировали новый редкий синдром. Этот генетический диагноз позволил[1137] назначить близнецам прием предшественника серотонина, что радикально ослабило двигательные симптомы[1138].

Эрика надеялась на похожий исход. В 2012-м она стала первым пациентом в клиническом исследовании, предполагавшем диагностику ее болезни с помощью секвенирования генома. К лету того же года последовательность ДНК была прочитана: у Эрики нашли не одну, а сразу две потенциально значимых мутации. Первая, в гене под названием ADCY₅, изменяла способность нервных клеток передавать друг другу сигналы. Вторая была в гене DOCK₃, контролирующем нервные сигналы, которые обеспечивают слаженную работу мышц. Комбинация двух мутаций обострила синдромы атрофии мышц и тремора. Это было генетическое лунное затмение: два редких изменения наложились друг на друга[1139], вызвав редчайшее из редких заболеваний.

После выступления Эрики, когда слушатели выходили из аудитории в вестибюль, я оказался рядом с девушкой и ее матерью. Эрика была совершенно очаровательной – скромной, вдумчивой, здравомыслящей и саркастичной. Казалось, она обладает мудростью кости, которая была сломана, а затем срослась и стала еще крепче. Эрика написала книгу и работала над следующей. Она вела блог и уже помогла собрать миллионы долларов на научные исследования. Эрика была, безусловно, одним из самых упорядоченно мыслящих и осознанных подростков, с которыми мне довелось повстречаться. Я спросил о ее состоянии, и она откровенно рассказала о мучениях, которые из-за болезни переживает ее семья. «Больше всего она боялась того, что мы так ничего и не узнаем. Незнание было бы худшим исходом», – сказал однажды ее отец.