Ген. Очень личная история

Уже к концу этого десятилетия разные сочетания генетических вариантов будут использовать для предсказания вариаций человеческих фенотипов, болезней и судеб. Вероятно, какие-то недуги никогда не поддадутся подобному тестированию, но самые тяжелые виды шизофрении и болезней сердца или, скажем, формы наследственного рака с наивысшей вероятностью проявления можно будет прогнозировать по комбинированному эффекту нескольких мутаций. И как только в предсказательный алгоритм удастся встроить понимание «процесса», взаимодействия между разными генетическими вариантами можно будет использовать для вычисления конечных результатов по целому ряду физических и психических характеристик помимо заболеваний. Компьютерные алгоритмы смогут определить вероятность развития, скажем, болезней сердца, астмы, той или иной сексуальной ориентации и присвоить каждому геному уровни относительного риска по разным участям. Геном, таким образом, будет читаться не в абсолютных, а в вероятностных значениях – как ведомость об успеваемости, в которую вносят не оценки, а потенциальные возможности, или резюме, в котором указывают не прошлые достижения, а будущие наклонности. Мы получим инструкцию по преджизни.

В апреле 1990-го, будто поднимая ставки генетической диагностики человека еще выше, журнал Nature анонсировал рождение[1146] новой технологии, позволяющей тестировать геном эмбриона до имплантации в тело женщины.

Подход опирался на занятную особенность эмбриологии человека. Зародыш, полученный с помощью экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), перед имплантацией в матку обычно растят несколько дней в инкубаторе. Купаясь там в питательном бульоне, одноклеточный эмбрион делится и формирует клеточный шарик. Под конец третьего дня клеток становится 8, затем 16. Поразительно, но если удалить из такого зародыша несколько клеток, оставшиеся клетки поделятся и заполнят образовавшуюся брешь – эмбрион продолжит нормально развиваться, будто бы ничего и не происходило. В один краткий миг нашей жизни мы сильно напоминаем саламандру или, скорее, ее хвост, способный полностью восстановиться после усечения на четверть.

Именно поэтому раннему эмбриону человека можно проводить биопсию: извлекать из него несколько клеток для генетических исследований. По результатам анализа можно отбирать для имплантации лучший зародыш – с «правильными» генами. С некоторыми модификациями так можно исследовать даже яйцеклетки до оплодотворения. Эта процедура называется преимплантационной генетической диагностикой, или ПГД. С точки зрения морали ПГД демонстрирует, казалось бы, невероятную искусность. Если избирательно имплантировать «правильных» эмбрионов и остальных не уничтожать, а подвергать криоконсервации, то можно заниматься отбором зародышей, не прибегая к абортам. Это позитивная и негативная евгеника разом, избегающая сопутствующих потерь эмбрионов.

ПГД впервые опробовали зимой 1989-го, когда нужно было выбрать эмбрионы для двух английских пар. В семейной истории одной из них наблюдали серьезную умственную отсталость, связанную с Х-хромосомой, а историю второй отягощал иммунологический синдром, тоже сцепленный с Х-хромосомой. Эти два генетических заболевания были неизлечимыми и проявлялись только у детей мужского пола. Эмбрионы, соответственно, выбирали на основе половой принадлежности. У обеих пар родились девочки-близняшки – как и ожидалось, здоровые.

Этическое головокружение от первых успехов оказалось столь острым, что некоторые страны поспешили ввести ограничения на применение этой технологии. По понятным, наверное, причинам, среди первых стран, поместивших ПГД в строжайшие рамки, были Германия и Австрия – нации, травмированные своим историческим опытом: расизмом, массовыми убийствами и евгеникой. В Индии, некоторые части которой взрастили одни из самых вопиюще сексистских субкультур мира, попытки воспользоваться ПГД сугубо для «диагностирования» пола будущего ребенка отмечали уже в 1995-м. Правительство Индии запрещало (и запрещает) любые способы отбора в пользу детей мужского пола, и применение ПГД для гендерной селекции вскоре тоже попало под запрет. Но, похоже, законодательный запрет едва ли решил эту проблему: читатели из Индии и Китая могут отметить – трезво и с некоторым стыдом, – что крупнейший в истории человечества проект негативной евгеники – это вовсе не систематическое истребление евреев в нацистских Германии и Австрии в 1930-х. Это жуткое достижение выпало как раз на долю Индии и Китая, где более 10 миллионов девочек так и не стали взрослыми вследствие детоубийств, абортов и пренебрежения детьми женского пола. Порочных диктаторов и хищнические государственные системы не стоит считать необходимыми условиями для евгенических практик. Если говорить об Индии, то абсолютно «свободные» ее граждане, будучи предоставленными сами себе, сумели реализовать гротескную евгеническую программу – в этом случае направленную против женщин – без какого-либо государственного поручения.