Морис Уилкинс пришел взглянуть на модель[517]
следующим утром. Ему понадобился лишь «минутный взгляд, <…> чтобы она понравилась». «Модель стояла высоко[518] на лабораторном столе, – позже вспоминал Уилкинс. – Она жила собственной жизнью, больше напоминая новорожденного младенца. <…> Она говорила сама за себя, заявляя: „Мне все равно, что вы думаете, – я знаю, что я верна“». Он вернулся в Лондон и подтвердил, что его свежие кристаллографические данные, как и данные Франклин, четко указывают на двойную спираль. «Как по мне, вы парочка старых прохвостов[519], но, вполне может быть, у вас что-то получилось», – писал Уилкинс из Лондона 18 марта. И еще он сообщил, что ему «эта идея нравится»[520].Франклин увидела модель через две с лишним недели, и та ей тоже сразу показалась убедительной. Поначалу Уотсон опасался, что, «попав в ловушку собственных возражений против спирали, она со свойственным ей упрямством»[521]
будет отвергать модель. Но Франклин не нужно было убеждать. Ее острый ум с первого взгляда улавливал красивые решения. «По ее данным, остов молекулы[522] должен был располагаться снаружи, а поскольку основания должны были быть соединены водородными связями, единственность пар А – Т и Г – Ц была фактом, с которым она не видела смысла спорить»[523]. Структура, как охарактеризовал ее Уотсон, была «слишком изящна, чтобы не оказаться истинной».25 апреля 1953 года Уотсон и Крик опубликовали[524]
в журналеСледуя великой традиции крайнего преуменьшения самых знаковых открытий в биологии – вспомните Менделя, Эвери и Гриффита, – Уотсон и Крик закончили статью такой строчкой: «От нашего внимания не ускользнул тот факт, что постулированная нами специфичная парность азотистых оснований непосредственно указывает на возможный механизм копирования генетического материала». Важнейшую функцию ДНК – способность передавать скопированную информацию от клетки к клетке и от организма к организму – раскрывала сама ее структура. Сообщение, движение, информация, структура, Дарвин, Мендель, Морган – все было записано в этой шаткой молекулярной конструкции.
В 1962 году Уотсон, Крик и Уилкинс получили за свое открытие Нобелевскую премию. Франклин в число лауреатов не включили: в 1958-м она умерла от диффузного метастатического рака яичников – болезни, связанной с мутациями в генах. Розалинд было всего 37.
В Лондоне, неподалеку от Белгравии, где Темза поворачивает от города, есть приятный маршрут для прогулки. Начать можно с Винсент-сквера – парка в форме трапеции, который примыкает к офису Королевского садоводческого общества. Именно здесь в 1900 году Уильям Бэтсон поведал научному миру о работе Менделя, открыв тем самым эру современной генетики. Если от сквера вы бодро прошагаете на северо-запад, мимо южного торца Букингемского дворца, то окажетесь возле изысканных домов Ратлэнд-гейт. Там в 1900-х Фрэнсис Гальтон выстраивал теорию евгеники в надежде добиться человеческого совершенства с помощью генетических технологий.
Примерно в пяти километрах к востоку, за рекой, раньше располагалась Патологическая лаборатория Минздрава, где в начале 1920-х Фредерик Гриффит открыл феномен трансформации – переноса генетического материала от одного организма к другому; его эксперимент привел к идентификации ДНК как «молекулы гена». Перейдя через реку на север, вы попадете в лаборатории Королевского колледжа, где в начале 1950-х Розалинд Франклин и Морис Уилкинс приручали кристаллическую ДНК. Снова повернув на юго-запад, вы окажетесь у Музея науки на Эксибишен-роуд и сможете познакомиться с «молекулой гена» лично. В стеклянной витрине там стоит отчасти оригинальная модель ДНК Уотсона и Крика; конструкция из кованых металлических пластин и гнутых стержней обвивает стальной лабораторный штатив и, кажется, вот-вот его опрокинет. Модель напоминает решетчатый штопор, сотворенный каким-то сумасшедшим изобретателем, или невероятно хрупкую винтовую лестницу, которая могла бы соединять прошлое человека с его будущим. На пластинах до сих пор красуются нанесенные рукой Крика подписи: А, Ц, Т и Г.