— А ты силен, человек. В отличии от тебя, я сразу сдался этому древнему злу. — отогнав треть моих переживаний и опасений, произнес незнакомый голос. Маленькая искорка света полыхнула предо мной. Белая точка, подобно светлячку, кружилась вокруг, наблюдала, изучала, а после выдала:
— Я — кровь и слезы бога, некогда отвечавшего за любовь. Тьма поглотила нас, а после, наша кровь перемешавшись с проклятием и страданиями неизвестной души, создала нечто новое. Взрастила семена страсти в безжизненной, вечно спокойной пустыне, принесла смысл существования туда, где его никто и никогда не искал.
То, что ты называешь проклятием, Михаил, — величайший дар, запомни это. — голос отдалялся, свет мерк, я хотел дотянуться до белого огонька не имея рук. — Запомни. — Вслед за исчезновением неведомого гостя, сознание тряхнуло. Безмолвная темная комната стала рассыпаться, отовсюду начали доноситься звуки, шорохи, возгласы. Ещё мгновение, и, разрывая глаза неприятным, ярким светом, стало возвращаться былое восприятия всего и вся.
— Стены, люди, боги пота и крови… — Ловя вертолеты похлеще, чем после первой в жизни пьянки, бубня себе под нос, я глядел на свои изодранные, искусанные руки, покрытые синяками, пошарпанную одежду и штаны. Почему-то я сидел в брюках, у которых до самой жопы отсутствовала правая колошина, а левая, мокрая или заслюнявленная, была задрана по самое колено.
Ряды стражи, окружавшей нас, значительно так поредели. Количество целительниц так же. Сейчас вокруг меня было…
— Тридцатилетнюю мне в тёщи… — Быстро пробежавшись глазами по оставшимся в комнате женщинам и не найдя, чего сказать, выплюнул я.
С протянутыми ко мне руками на полу лежали подрагивающие, едва прибывавшие в сознании лисицы, перевоплотившиеся в свои истинные обличия. На их лицах сияли улыбки, у всех, как одной, текли слюни, а собственные промежности те прикрывали кто свободной рукой, а кто и хвостиком. Повсюду вокруг нас валялись упаковки от таблеток, пустые пузырьки от баночек с успокоительными, а также разбитые ампулы от шприцов. Кажется, кому-то, пока я был в отключке, пришлось несладко, и, судя по тому, что девушек-стражниц в округе тоже не наблюдалось, у удивленной мужской половины, продолжавшей нервно сглатывая смотреть на происходящее, будет очень и очень страстная ночь. Нужно ведь как-то дамочкам накопившийся стресс спустить? Уверен эти парни им помогут. Кстати, о времени…
— Сколько я был в отключке?
— Долго, великий шаман. — Отозвался одни из стражей, прикрывая винтовкой паховую область. Хотел бы я тоже со стороны понаблюдать за происходившим в этой комнате, а не вот так, с места главного актера, трястись над гомункулом в надежде не помереть. — Хозяин увел последнюю женщину около четырех часов назад. Сказав, что не может больше ждать, он отправился в главный храм за новыми целительницами.
«В век-то мобильной связи? Далеко пойдет, пень старый…»
— Хорошо, который сейчас час? — Не получив ответа на свой первый вопрос, задал второй.
— Половина шестого, великий шаман. — Зашибись, для меня в этой темной комнате прошло всего несколько минут, а для них почти полдня. Лучшего места для проматывания жизни и быть не может…
— Хо… зя… ин… — по слогам произнес незнакомый, миловидный голос, и я наконец-то вспомнил о ней. Чёрт, гомункул, девочка…
— Девочка? А где… Чего?… — Вместо той малышки, всё так же у меня на коленях лежала стопроцентная копия взрослой Мей Цай, с одним лишь отличием: у подросшей прямо на моих руках была гетерохромия. Один её глаз был карий, другой, как у меня, серый с небольшим голубым оттенком.
— Она впитывала нашу энергию и воспоминания, как губка. Мерзкая нахлебница…
— про нахлебников я бы промолчал. Что я, что старина тень, оба сейчас по факту таковыми и являлись, а вот его недовольство по отношению к этой особе меня действительно беспокоило.— Хозяин. — приподнявшаяся гомункул до усрачки перепугала подлетевшую к нам стражу, к её голове был тотчас приставлен пистолет, а к шее здоровенный тесак. Не успевшая понять происходящее, гомункул обернулась. С непониманием она глядела по сторонам, на оружие, окружавших её людей, и темного, она явно его видела. Недовольно фыркнув в сторону стоявшего на отдалении духа, та, с вернувшейся на уста улыбкой, вновь взглянула на меня, а после, по-детски протянув ко мне руки, произнесла:
— Хозяин.
— Убери свои культяпки от великого, бракованная сука! — стукнув ту обратной стороной лезвия своего клинка по ладони, гыркнул один из местных верзил, тем самым взорвав во мне бомбу состоящую из злости и негодования.
— Её глаза, они не такие, как у других. Сколько сил юный господин потратил на неё, и всё бессмысленно. Она не сможет стать нашим шпионом.
— Закрой рот, или я прикажу твоему господину закрыть его навеки. — Не в силах даже подняться, грозно рыкнул я, и амбал, тотчас припав на колено, поклонившись, произнес:
— Простите, Великий, я просто…