Ген подчинения

— Из-за вашей дурацкой системы! — буркнул Волков. — В универ чтобы поступить, нужно школьный аттестат иметь! А в гимназиях у вас всякие дурацкие предметы, даже в старших классах — изящные искусства там, музыка или рисование на выбор, иностранные языки… — он видимо распалялся, щеки его порозовели, грудь ходила ходуном, кулаки сжимались и разжимались. — Да зачем они мне, если я на инженера учиться хочу! Но нет, без этого даже платно никуда не поступишь! И может, я бы какой-нибудь юландский язык еще самостоятельно выучил, или там рисовать научился… но тут еще и ваша чертова литература, и городское право, и… — он задохнулся, а я изо всех сил постаралась не морщиться от бранного слова: надо, надо привыкать к этому, не все же с благовоспитанными людьми общаться придется. Волков до сих пор не ругался при мне, но тут, видно, забылся от эмоций. — Короче, мне нужно хотя бы год в вашей дурацкой гимназии продержаться. Может, и года не хватит, может, два придется. И еще вступительный экзамен нужно сдать, а к нему подготовиться! И пока я буду столько времени впустую тратить на все эти цирлихи-манирлихи, кто меня кормить будет?!

Надо же, примерно то же самое я недавно думала о генмодах. А оказывается, это и к обычным людям относится.

— Мне очень жаль, — сказала я. Потом добавила, не зная, что еще сказать: — Вы очень сильный человек, Эльдар!

Неожиданно он усмехнулся, будто гавкнул, и с размаху уселся-упал на койку, даже пружины загудели.

— Надеюсь, это вам чем-то поможет, — буркнул он. — Вахтер мне… правда ничего не сказал особенного. Просто спросил, что это я своего благодетеля одного бросил… ну, там знали, что Иннокентий Павлович меня привечает, шуточки про это ходили… всякие, — он вдруг поморщился, а я порозовела, представив, с чем могли быть связаны некоторые из этих шуточек. — Ну, тут я с катушек и слетел.

— Понятно, — я вздохнула. — А когда вы ушли из завода, вы пошли к Кунову разбирать склад?

— Пошел, — кивнул он. — Ему огромную партию привезли, я до полуночи провозился. А он, скунс этакий, сверхурочные зажал, сказал, что если за два часа не справился, так сам виноват.

— Отлично! — воскликнула я. — Значит, он сможет подтвердить ваше алиби! Так вы поэтому на кружок опоздали? Не выспались?

Волков отвел глаза.

— Вроде того.

У меня снова сложилось впечатление, что он что-то от меня скрывает, но я не стала давить. Пусть он моложе меня, но лет шестнадцать-то ему есть, наверное, а то и все семнадцать. В этом возрасте у юношей почти всегда бывают девушки, и почти всегда родители девушек против (по крайней мере, так обстояли дела в прочитанных мною романах). Если он зашел после Кунова побросать камешки в чье-то окошко, то, скорее всего, признается, только его в самом деле начнут обвинять в убийстве.

Ну это неважно: алиби, которым обеспечит его Кунов, вполне хватит, чтобы надежно исключить юношу из числа подозреваемых!

Выходя из камеры, я пожала ему руку. Скулы Волкова при этом ярко порозовели.

— Спасибо… что зашли, — пробормотал он, явно смущаясь.

— Ничего, — ответила я. — Не могла же я оставить без помощи товарища по кружку!

Волков неуверенно мне улыбнулся. Улыбка у него была славная: сразу освещалось все лицо, и делалось даже видно, что парень он довольно симпатичный, несмотря на оттопыренные уши.

* * *

К Кунову я отправилась немедленно из Управления, полная приятным чувством практически выполненного долга. Я не сомневалась, что вопрос с алиби разрешится быстро: даже если, допустим, лавочник недолюбливает своего мальчика на побегушках, он никак не захочет, чтобы на его заведение пала хотя бы тень подозрения в соучастии в убийстве! Особенно, если убийство это, как выясняется, особой важности.

В переполненном по субботнему времени трамвае этот энтузиазм оказался изрядно придавлен — но шляпку мне спасти удалось, что я уже сочла победой. Вознаграждая себя за часовую поездку, я купила у лавочника напротив лавки Кунова (того самого, что зимой торговал сбитнем!) пирожок с капустой и мясом и с большим аппетитом съела, сидя на лавочке под звездными деревьями. Начинался хороший, солнечный вечер, полный типичной августовской неги. Я была довольна собой, радовалась участию в настоящем криминальном расследовании, и жизнь представлялась мне отличным приключением.

Лавка Афанасия Кунова ничуть не изменилась с того раза, когда я здесь была в марте — выходит, уже четыре месяца назад! Я даже не думала, что прошло уже столько времени! По-прежнему в переднем помещении было полным-полно альбомов, распахнутых на страшноватых изображениях глаз, только на сей раз за прилавком обретался не Волков, а владелец магазина собственной персоной. Точнее, он сидел не за прилавком, а на прилавке: енот такой маленький, что, конечно, видно из-за стойки его не будет.