Ген подчинения

— Аллах милосердный, Анечка, да не думаешь ли ты, что я как-то в этом деле участвую?

Я чуть от нее от нее не отшатнулась.

Между тем, Марина продолжала, словно гадалка, читающая мысли:

— Ты сразу так напряглась, когда я начала расспрашивать об Эльдаре… Ох, извини меня! Честное слово, кроме того, что Ангелину похитила, я в жизни больше преступлений не совершала! — она пытливо посмотрела на меня снизу вверх (Марина была ниже меня ростом) своими иконописными карими глазами. — Но ты, конечно, не имеешь права мне на слово верить! Бедная ты, бедная!

И она внезапно обняла меня! Вот так просто!

У меня даже дыхание перехватило.

Я приобняла ее в ответ.

— Ну теперь, — попыталась я пошутить, — по всем законам жанра ты просто обязана оказаться главой преступного мира Необходимска!

Марина широко улыбнулась, отстраняясь.

— Правда! — воскликнула она. — Как в той пьесе, «Три ангела для барыни»!

— О, ты тоже ее видела?! — до сих пор я не спрашивала Марину, ходит ли она в Народный театр, где ставились детективы и оперетты: я слегка стеснялась этого своего увлечения — нет бы мне нравились серьезные, драматические пьесы! — Господи, как они неожиданно вывернули в третьем акте…

— Да-да! А Чаронин в роли инспектора Гаева был так хорош!

— Правда! Я так увлеклась, что даже нарисовала его потом!

— Так ты еще и рисуешь? Можно мне посмотреть?

Слегка смущенная, я кивнула на рисунки, висевшие на стенах.

— Ты ведь уже видела.

— Это все твои?! Потрясающе, я думала, какой-то дорогой модный художник… у тебя настоящий талант!

Я мотнула головой, смущенная.

— Да какой там талант, просто много рисовала в пансионе и набила руку… Но, Мариночка, — было так приятно называть ее Мариночкой! — Ты прости, шеф там, наверное, уже меня заждался. Нам правда нужно идти.

— Это ты меня прости, что задерживаю, — она улыбнулась мне и снова пожала мои руки. — Будь осторожна, пожалуйста!

Я провожала ее к выходу, воодушевленная. Именно об этом я мечтала в пансионе — чтобы у меня была подруга, с которой можно обсуждать пьесы и рисунки, и смеяться вместе, и сидеть плечом к плечу, склонившись над одной книгой или журналом… Другие девочки часто так сидели, но меня к себе никто не подпускал, даже Полина, хотя она и пыталась казаться добрее, чем все остальные.

Неужели наконец-то мои мечты начинают исполняться?

Нужно вдвойне постараться спасти Волкова — в том числе и ради Марины, раз она приняла такое участие в его судьбе!

* * *

Чтобы нас с шефом раньше времени не засекли в маскировке, Василий Васильевич велел мне переложить волосы и надеть многострадальное пальто. Я уже мрачно представляла, как буду вариться в нем по августовской жаре, но день внезапно, как это бывает в конце лета, переменился: по небу поплыли низкие серые тучи, жара стремительно спала. Кроме того, шеф вызвал аэротакси, чтобы добраться до места быстрее, и тут уж пальто оказалось настоящим спасением: на высоте дул противный пронизывающий ветер!

Такси приземлилось недалеко от одной из самоуправных свалок, которыми пестрит Морской конец — правда, для этого шефу пришлось водителю приплатить.

Правда, сначала тот попытался заартачиться.

— Чистку мобиля от этих птичек вы тоже мне будете оплачивать?

— А вы взлетайте побыстрее, вот и не успеет вас никто засидеть, — сообщил шеф, едва высовывая голову из кошелки (он стеснялся того, насколько перепачкался). — Или мне пожаловаться в гильдию таксистов, что вы не собираетесь везти клиента, куда сказано?

В результате таксист, хоть и неохотно, подчинился.

Свалка производила удручающее впечатление.

Конечно, я всегда знала, что в нашем городе есть места похуже, чем аккуратные улочки Медного конца или уютное сумасшествие Рубинового. Да вот хотя бы взять Оловянный конец. Однако по сравнению со свалкой даже Оловянный конец оказался куда приятнее!

Здесь и впрямь оказалось очень много птиц: целая стая чаек кружила в небе, противно крича. То тут, то там на обломках мебели, поломанных деревянных колесах и тому подобном хламе сидели вороны — и оставалось только надеяться, что они неразумны. В нескольких местах над грудами мусора поднимались клубы дыма, то черного (это жгли резину), то обычного, серого, но всегда довольно едкого. Мне меньше всего хотелось встретить тех, кто затеял эти костры.

Смешиваясь с запахом гниющих отходов, дым грозил вызвать у меня головную боль — и едва не вызвал тошноту. Поразительно, как здесь выживают существа с лучшим, чем у меня, обонянием?

Мурчалов целеустремленно затрусил вглубь куч мусора, а я, засунув пальто в кошелку, поплелась за ним. Из-за прохладной погоды мне хотелось идти быстрее, чтобы согреться, но шеф еле переставлял лапы. Наверное, у него тоже не было никакого желания углубляться в лабиринт мусорных куч сильнее, чем необходимо.

Наконец перед нами выскочила крыса — не пятнистая, вроде тех, что жили на Ореховском складе, а обычная, серая. Мурчалов уселся на землю и сказал:

— Нужно найти похищенного. Платим угощением, но не сейчас, завтра.