Гендальев

– Нет-нет, не надо. Понимаешь, мы с тобой долго не общались, и её я не знаю совсем, да и вообще, не надо, нам это совсем не накладно. Знаешь ли, деньги у нас есть.

Не слушая её возражений, он ждал пока сожительница возьмёт трубку.

– Витя, я к тебе уже еду, скоро буду! – ответила Лиза.

– А, ну давай, через сколько приедешь?

– Через полчаса.

Он разъединился.

– Слушай, Оксана, она как раз приедет скоро, вот и познакомитесь.

– Я бы не стала с этим спешить, Витя, – проговорила она, как всегда продуманная и нерешительная. – Давай отложим это знакомство до твоего полного выздоровления. И не спорь, мне виднее. Отдыхай, а я пойду, завтра придём к тебе втроём.

И она ушла.

Вскоре пришла Лиза. Ничего существенного они не обсуждали, она немного поплакала, спросила, что ему принести и ушла.

Потом приходил Цыганский, он тяжко вздыхал и вспоминал Полуоткатова. Сказал, что заботы о похоронах полностью берёт на себя. Были ли у Полуоткатова родственники? Была какая-то, давно брошенная им жена, о которой никто ничего не знал, вроде бы и сын был, или дочь. Хрен его пойми, никто не объявлялся, а заниматься розысками Исхак не намерен.

Оказывается, у них был какой-то тайный фонд на случай форс мажора, о котором знал лишь Полуоткатов и Цыганский. И на деньги из этого фонда он своего патрона и кремирует.

Гендальев не стал задавать вопрос, почему об этом фонде не говорили ему. В конце концов, он был самым младшим партнёром в фирме, а по факту просто работником с привилегиями приближённого. Он спросил только:

– Ты за больницу заплатил? Сколько я тебе должен?

Цыганский ответил, что не стоит об этом беспокоиться, что он оплатил из того же фонда, к тому же существенную сумму перевела сестра Виктора.

– «Существенную» это какую? – спросил Гендальев.

– Это лучше с ней обсуди, не думаю, что она будет довольна тем, что я тебе рассказываю об этом.

Цыганский уехал. Остаток дня он проболтал ни о чём с дедом, на соседней койке, а вечером вдоволь насмотрелся телевизора.

Главной новостью по-прежнему была «бойня в суде».

Экран показывал ведущую с тщательно уложенными каштановыми волосами. Она была серьёзна и говорила печально-внушительными интонациями. Рядом с ней сидел за широким столом, страдающий ожирением, оборотень в погонах подполковника. Они говорили о Волкове и о его преступлении:

«…по случаю недавней трагедии, в городе объявлен трёхдневный траур, все увеселительные мероприятия отменены.

Сегодня у нас в гостях бывший сослуживец террориста Волкова, подполковник полиции Игнат Фуфайкин.

Напомним, что убийца, работавший адвокатом, был раньше полицейским, и его чудовищное преступление, возможно, было продиктовано чувством зависти, помноженным на серьёзное психическое расстройство. Разумеется, его действиям нет, и не может быть оправдания, но мы обязаны узнать правду, чтобы не допустить подобных ужасов в будущем.

Итак, Игнат Петрович, вам слово. Что вы можете сказать об убийце Волкове?

Игнат Петрович прокашлялся и заговорил хриплым басом:

– Эээ, вопрос достаточно общий. Волкова я знаю со времён обучения в академии МВД. Мы когда-то были с ним сокурсниками, потом начали работать. Должен признаться, что Волков всегда был личностью заурядной. Ничем не выделялся на службе, подчас не мог справиться с простыми рутинными заданиями. Плохо ладил с коллегами, постоянно на всех жаловался и вообще был человеком довольно неприятным.

Ведущая с пониманием кивала, изредка вставляя уточняющие вопросы:

– Так его уволили по служебному несоответствию?

Подполковник Фуфайкин выпятил нижнюю губу: