Гендальев

Картинку сменило изображение мужчины и женщины с признаками умственной неполноценности на лицах. Они шли по торговому центру, и вдруг, раскрыв в идиотском умилении рты, с восторгом ринулись в какой-то магазин техники, где их со счастливой улыбкой встречал продавец.

Гендальев с отвращением выключил телевизор.

Дед на соседней койке, возмущённо повернул к нему голову:

– Ты чего это? А… ну давай другое посмотрим.

– Смотрите, – он швырнул пульт деду на койку. – Я спать хочу.

И отвернувшись, он заткнул уши ватой и закрыл глаза.

Глава одиннадцатая. Последствия

Гендальев пролежал в больнице неделю. К нему продолжала ходить Оксана, теперь уже в сопровождении мужа и сына. Он, наконец, познакомился со своим племянником, но уговорить родственников пожить у себя, Виктору так и не удалось.

– Мы хорошо устроились неподалёку, не стоит, – отрезала Оксана.

На его вопросы о том, сколько денег она дала Цыганскому за его госпитализацию, она вообще не стала ничего отвечать.

– Позволь мне чувствовать себя благодетельницей. Знаешь, я бы никогда не простила себе, если бы тебя там убили. Я не простила бы себе, что четыре года мы не разговаривали. Пусть эта плата будет моей компенсацией судьбе за то, что ты остался жив.

Почему? Почему он остался жив?

Он не переставал задавать себе этот вопрос. Он будет помнить до конца жизни дикие глаза отчаянного человека, которыми смотрел на него Волков. Он не забудет никогда, как тот навёл на него автомат и не нажал на спуск.

Почему?

Этот же вопрос раз двадцать задавал ему следователь.

– Да не знаю я, почему, не знаю! – в раздражении отвечал молодому сыщику Виктор.

– Ну а всё-таки, в каких отношениях вы состояли с террористом?

Потом они дело, конечно, прекратили, в связи со смертью обвиняемого. Что бы, не двигало Волковым в его поступке, это «что-то» не планировало оставаться в живых. Разрядив до последнего патрона автомат, он достал из-за пазухи пистолет и выстрелил себе в голову.

И какими бы мотивами не руководствовался Волков, оставляя в живых одного свидетеля, пришить соучастие в этом деле Гендальеву, следствию при всём желании, не удалось бы никак.

– Вы лучше бы оружие проверили и попытались выйти на поставщиков, – съязвил Виктор.

Но оружие, естественно, проверили, и это ничего не дало. Не зря говорят, что самые опасные преступники – это бывшие полицейские. И что бы там не пел по телевизору жирный оборотень в погонах подполковника, а Волков был кем угодно, только не дилетантом.

Как говорится: глухарь, концы в воду. И за неимением других подозреваемых, дело пришлось прекратить.

В глубине души каждый юрист, знакомый с Волковым и его проблемами по части обострённого чувства социальной справедливости, догадывался, или, во всяком случае, ощущал подсознательно, почему отчаявшийся адвокат пошёл на своё ужасное дело. Наверное, чувствовали это все, но вслух об этом никто и никогда не говорил, так же, как и никто в своё время, не решался примкнуть к его, Волкова, работе.

Вот и вышло так, что рубить правду-матку он взялся в своё время один. Один и закончил своё рубилово. По-своему.

Меньше всего Гендальеву хотелось вникать в причины, по которым его оставили в живых. Он был искренне благодарен следователю и СМИ, которые так и не разгласили имени единственного выжившего. Не миновать бы ему тогда беды от родственников многочисленных погибших, которым он не смог бы объяснить своё спасение так же, как и самому себе. Быть может, террорист надеялся, оставляя его в живых, что молодой боец возьмёт в свои руки «знамя» и станет продолжать отчаянное дело в поисках правды на юридическом поприще? А может Волков по каким-то, одному ему известным причинам, симпатизировал Гендальеву и пожалел.

Чёрт его знает, что послужило поводом к милосердию, но в одном Виктор теперь был абсолютно уверен: он больше никогда не возобновит работу юристом.

Первому, он честно сказал об этом Цыганскому.

– А, – равнодушно отозвался тот. – Не удивительно, я тебя, в общем, понимаю. Знаешь, да и работы то у нас с тобой теперь так и так нет. Полуоткатов был главой нашей фирмы. Каждый из нас исполнял свою роль в игре, но хозяином игры был он. А теперь всё. Я распустил уже секретарш и это твоё решение, честно сказать, весьма сейчас кстати. Я лично не знаю, что делать дальше. У меня есть кое-какие личные сбережения, пока буду жить на них. Проведу, как положено, ликвидационные мероприятия по закрытию фирмы и поищу, наверное, новую работу среди знакомых. Мог бы потом и тебя, пожалуй, подтянуть, но раз ты сам не хочешь…

Нет, Гендальев не хотел. Жаль только, что «кое-каких личных сбережений» он для себя накопить так и не удосужился. Ну ничего, он продаст машину и будет жить пока на эти деньги. Зачем ему машина, в самом деле? Заодно здоровье поправит, будет больше пешком ходить и всё такое. А чем дальше заниматься? Да чем угодно, только ни в каком суде ноги его больше не будет.

Вслед за Цыганским, он сообщил о своём решении Лизе. И неожиданно для себя, зашёл дальше: