Гендер и политика времени. Феминистская теория и современные дискуссии

До недавних пор сообщество исследователей использования времени, как и другие исследовательские области, состояло почти исключительно из мужчин, и они, как правило, интерпретировали свои собственные темпоральные представления как непроблематично нормальные, а не гендерные или потенциально партикулярные. С точки зрения «женской темпоральной культуры», уже обсуждаемой в восьмой главе, эти исследования опираются на партикулярный концепт времени, который отражает и поддерживает привилегированную мужскую точку зрения. В частности, исследования использования времени приравнивают человеческое переживание времени с овеществленным часовым временем, принимая как данность то, что время разворачивается как ряд дискретных эпизодов, которые можно объективно измерить и оценить, и что вся человеческая деятельность поддается такой абстрактной квантификации и что «свободное время» является дефицитным ресурсом, которым люди могут обладать. Хотя эти исследования утверждают, что обеспечивают всесторонний отчет об использовании времени, включая деятельность в частной сфере, они делают это с точки зрения языка, связанного с общественной сферой. Это значит, что, несмотря на свое декларированное признание ценности женского времени, они делают это узко через его меновую стоимость или цену не по критериям человеческой ценности или важности, сразу же вызывая в памяти известное определение циника Оскаром Уайльдом как такового, кто «знает цену всему и не ценит ничего».

Особенно эти исследования, похоже, искажают время, затраченное на уход за другими. Время дневников не может схватить природу «бытия там» — многих обязанностей по уходу, которые часто помещаются в более непосредственно записываемую «деятельность» и могут ощущаться, как чуждый опыт, а не записываемая серия событий. При интерпретации заботы как «деятельности» они считают, что эпизод заботы может быть или оплачиваемой занятостью или временем отдыха, тогда как на самом деле уход за кем-то может пронизывать всю жизнь опекуна, ограничивая то, как они проводят свое время, даже если они активно не занимаются в эти минуты предоставлением заботы. Исследования к тому же не способны записать прерывистое беспокойство, чувство вины и стресс лиц, которые могут возникнуть вокруг того, что они чего-то не делает, а обязаны делать что-то другое.

Особые проблемы возникают в связи с измерением «свободного времени», которое многие авторы рассматривают как синоним времени досуга. Как пишет Адам, этот концепт получил свое значение по отношению к капиталистической работе: «свободное время» и его коррелят «время досуга» является производимым от овеществленного рабочего времени. Они производят время, которое существует только в зависимости от времени рынков и работы» (Adam, 1990, p. 96, выделение в оригинале). Хотя исследования использования времени, похоже, представляют важный этап в продвижении также и вычитания неоплачиваемой работы от ее калькуляции со свободным временим, идея, что свободное время и работа являются взаимоисключающими — это продукт определенной темпоральной культуры, игнорирующей текучесть и социально сконструированную природу этих категорий и вездесущий характер некоторых обязанностей по уходу. К примеру, утверждение Кена Робертса (Ken Roberts), что «все люди будут иметь стойкий временной суверенитет в отношении многих форм их досуга, особенно в наши дни 24-часовых городов и видеозаписей» (Ken Robert, 2002, p. 177), является совершенно чуждым многим опекунам. Как пишет Кристина Эверингем (Christine Everingham), «переживание времени либо как «свободного» или кем-то «данного» пришло к внезапной остановке. с рождением моего первого ребенка. За один вечер я потеряла все свое свободное время. Абстракции часового времени не могут быть наложены непосредственно на новорожденного ребенка» (Everingham, 2002, p. 335). Квантификация свободного времени также игнорирует его реляционную природу, рассматривая время в терминах индивидуальной собственности, а не как связанного с общественными ритмами, часто зависящими от домашней «темпоральной деятельности» в планировании и координации домашних графиков, тем самым делая возможным членам семьи ходить в школу, на работу и включаться в социальную жизнь за пределами дома (Everingham, 2002, p. 340).