Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919

Переговоры с командующим советскими войсками П.В. Егоровым велись до 23 июня, после чего казаки официально объявили Терскому Совнаркому войну. 30 июня Георгий Бичерахов предъявил Совдепу ультиматум: разоружить хозяйничавшие в Моздоке красноармейские части и сдать оружие. После того как ультиматум был отвергнут, казаки начали штурм города. Одновременно артиллерия открыла огонь по казармам красноармейцев. Захватив район, прилегающий к осетинскому кладбищу, казаки завязали упорные бои у железнодорожной станции. К вечеру Моздок был в их руках. В ходе ожесточённых боёв погибло более 300 красноармейцев.

Гражданская война на Тереке началась.

«Терская область сделается на днях ареной крупных событий», — пророчески сообщал в эти дни Георгий брату Лазарю. Георгий Бичерахов в это время был подлинным вождём казаков. По свидетельству очевидцев, казаки «встречают его восторженно, как встречали Керенского на фронте»[533]. Сравнение с главой Временного правительства, получившего на фронте прозвище «главноуговаривающий», тоже зловеще предсказало скорую судьбу и самого Бичерахова.

В течение лета терцы развили значительный успех. Они целиком овладели Моздокским отделом, частью Кизлярского и сильно углубились в территорию Пятигорского отдела, дойдя до реки Золка. Линия противостояния протянулась от Малки у станицы Зольской через Государственную и Курскую до Кизляра[534]. Помимо Моздокского развернулось ещё восемь самостоятельных участков (фронтов): Прохладненский, Котляревский, Владикавказский, Грозненский, Самашкинский, Курской, Кизлярский, Марьинский и Государственский[535]. Особенно тяжёлые бои развернулись под Грозным, Кизляром, Моздоком и Прохладной. Фронты не имели соприкосновения друг с другом, и на каждом из них казачьи отряды действовали автономно.

В советской литературе и в современных работах, издаваемых в Чечне, Ингушетии, Дагестане, терское казачество показано монолитной силой, единой политически, организованной в военном отношении, хорошо укомплектованной, обученной — в общем, готовой к гражданской войне. Повсеместно в литературе встречаются фантастические сведения о численности казачьих «банд». Например, только на грозненском фронте, где три месяца, с августа по ноябрь, шли так называемые стодневные бои, их силы насчитывали до 15 тыс. штыков и шашек[536]. Подчёркивается, что казачьи полки возвращались с фронта в порядке и якобы были готовы к дальнейшим боям.

Ничем подобным Казачье-Крестьянский совет не располагал. Если бы располагал, то у большевиков не было бы ни одного шанса удержаться у власти. Полки действительно возвращались на родину по большей части организованно, что было в значительной мере обусловлено заботой казаков о сохранности лошадей и прочего личного имущества, составлявшего их экипировку. Но расчёт на казачьи полки не оправдался: полки прибывали в порядке, но, по воспоминаниям члена Терского войскового правительства Д.С. Писаренко, «в полной апатии». Войсковой атаман давал казакам кратковременный отпуск, после которого собрать их обратно было почти невозможно. «Казачество заболевало каким-то параличом воли», — констатировал Д.С. Писаренко[537]. А по воспоминаниям Б. Нартова, «все стремились домой на отдых, где, вкусив сладкий мир в своей семье, казак уже с неохотой возвращался на поле войны»[538].

Лишь в первые недели восстания у казаков ощущался моральный подъём, вызванный ожесточением против притеснений большевистской власти и горских разбоев. Но вскоре казачество вернулось в прежнее сонное состояние, безответственность, усталость от войны. Восстание, разгоревшееся в страдную пору, грозило гибелью урожая и неминуемым последующим голодом. Поэтому, несмотря на все усилия, Казачье-Крестьянскому совету не удалось настоять на формировании постоянных частей и свободной их переброске с одного участка фронта на другой. Казаки желали воевать непременно возле своего дома и посменно, чтобы успевать заниматься и домашним хозяйством. По свидетельству Д.С. Писаренко, «истекали две недели, приходили новые [казаки], а отбывшие свой срок с песнями расходились по домам. Ни тревога, ни бой, даже часто ни неприбытие вовремя смены не могли и на час удлинить пребывание отбывших срок на фронте. Они часто во время боя снимались и уходили по домам, оставляя командование в безвыходном положении»[539].