Генерал де Голль

В апреле 1956 года сразу очень много известных лиц явились к де Голлю на прием. В начале мая его посетил лидер партии радикалов Мендес-Франс, генерал-губернатор Алжира Лакост. Де Голль принимает всех, вплоть до Пьера Пужада, лидера неожиданно быстро возникшей группировки, объединявшей мелкую буржуазию, прежде всего мелких торговцев. Пужад выступал с самыми сногсшибательными лозунгами явно фашистского толка. Де Голль с презрением говорил об этой шумной группировке, которая на выборах 1956 года провела в парламент сразу 50 своих депутатов: «В мое время лавочники голосовали за нотариусов, теперь нотариусы голосуют за лавочников». Но Пужада он встретил приветливо, как и других. Де Голль мало говорил сам, стараясь узнать от своих посетителей, что же происходит в стране…

А Франция задыхалась в атмосфере немыслимой путаницы, замешательства, вызванного противоречивыми и лживыми заявлениями и обещаниями соперничавших партий. И никто не мог уже обещать ничего определенного. Чувство безнадежности охватывало широкие круги общественности. Явным диссонансом с этим унылым хором прозвучало первое за долгое время публичное выступление де Голля на церемонии открытия памятника бойцам Сопротивления в Эне в июне 1956 года. Генерал, собеседники которого давно уже не слышали от него в частных разговорах ничего, кроме мрачных пророчеств и убийственно уничтожающих замечаний по адресу стоявших у власти политиков, словно преобразился. Он говорил, что Франция в прошлом выдержала и не такие испытания, что он верит в будущее своей страны. В августе генерал отправляется в большую поездку; он посещает Антильские острова и другие французские владения на Тихом океане. Всюду устраиваются торжественные встречи. И снова де Голль говорит о своей вере в будущее: «Франция вновь обретет свое величие, без которого она не может быть Францией».

В то время как мало-помалу де Голль становился символом надежды, незадачливое правительство Ги Молле влекло страну к пропасти. Этот бывший преподаватель английского языка, человек робкий, тщеславный и слабый, очутившись у власти, предпринял немыслимую авантюру. Воспользовавшись негодованием французской буржуазии национализацией в Египте Суэцкого канала, он решил открыть «второй фронт» алжирской войны. Ги Молле тайно договорился с израильским премьером Бен-Гурионом и премьер-министром Англии Иденом и 30 октября вместе с ними предпринял вооруженное нападение на Египет. Это была самая короткая в истории Франции война. Но она оказалась и самой позорной. 5 ноября французские войска вместе с англичанами высадились в Порт-Саиде, а уже 6 ноября агрессоры вынуждены были объявить о прекращении военных действий. Суровое предупреждение из Москвы, осуждение ООН, негодование мировой общественности и отказ Вашингтона открыто поддержать агрессоров привели к молниеносному, невиданному краху. Обстановка в Алжире стала еще хуже, ибо алжирские патриоты были воодушевлены поражением Франции в Суэце и удвоили свои усилия в войне.

Генерал де Голль внимательно следил за этими событиями, хотя и не делал никаких публичных заявлений. Он знал заранее о подготовке нападения на Египет; его держал в курсе дела один из генералов. В принципа он стоял за самую жесткую линию в отношении Египта. Однако в частных беседах он возмущался плохой подготовкой и организацией операции и особенно тем, что командование было целиком английским. Генерал с презрением говорил Алэну Савари, члену правительства Ги Молле: «Превратились в охвостье Израиля и британцев! Ждали англичан! Англичане всегда приходят слишком поздно!»

В результате суэцкой авантюры Ги Молле Франция стала получать нефти меньше на одну треть, чем ей было необходимо. Закрытие Суэцкого канала него бойкот, когда канал уже открыли, тоже очень дорого обошлись Франции. Инфляция бурно развивалась, а валютные запасы почти иссякли. Мрачную картину представляли собой французские города зимой, оказавшейся очень суровой. На улицах неподвижно застыли вереницы засыпанных снегом автомобилей, лишенных бензина. Резко возросли цены. Ги Молле нанес такой удар по системе Четвертой республики, от которого она уже не оправилась.

Генерал де Голль испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он видел, что упадок «системы» резко ускорился, увеличивая его шансы. С другой стороны, он болезненно переживал новое поражение Франции, потерю ее важных позиций на Ближнем Востоке, невероятное унижение страны и ослабление ее авторитета в мире. К тому же осенью 1956 года генерал переносит тяжелую болезнь. «Своему худшему врагу я не пожелал бы испытать те страдания, которые пришлось перенести мне», — говорил он. Уже несколько лет у него ухудшалось зрение, и в ноябре ему сделали операцию снятия катаракты. Сильно похудевший, с глубоко запавшими глазами, прикрытыми большими темными очками, он выглядел очень постаревшим. «Я не хочу больше показываться публично», — говорил генерал редким посетителям, вытирая слезящиеся глаза.