Генерал де Голль и Россия

Генерал, констатировав после короткого разговора с Бидо, что переговоры по-прежнему упираются в совместное коммюнике, которое советская сторона увязывала с согласием на подписание договора, решил со всем этим покончить. Он резко поднялся и объявил о своем отъезде, к смятению хозяина, который пытался его удержать, предложив посмотреть еще один фильм. «Веселый», – добавил он для пущей убедительности. Генерал же решительно намеревался покончить с тем, что считал бесполезной комедией. К тому же было уже за полночь. Он вернулся в посольство, прихватив с собой Бидо, опасаясь, как бы тот не проявил слабость после его ухода и не уступил давлению советской стороны.

И началась новая комедия. С комфортом устроившись в посольстве, генерал ждал, какой эффект произведет его вызывающий уход, ждал, будучи убежденным, как он сам пишет, что желание Сталина извлечь хоть какой-то результат из их встречи перевесит стремление добиться своего. Расчет оказался верным. В два часа ночи ему принесли новый проект совместного заявления, который начинался так: «Временное правительство Французской республики и Польский комитет национального освобождения решили обменяться уполномоченными». Предложенный генералу текст устраивал его не больше предыдущих. Он не мог согласиться на редакцию, дающую основания предполагать, что обмен делегатами основан на каком-то официальном соглашении. И он предложил ограничиться простой констатацией факта: «Г-н Х прибыл в Люблин в качестве уполномоченного Временного правительства Французской республики», «Г-н Y прибыл в Париж в качестве уполномоченного Польского комитета национального освобождения». К этим ничего не обязывающим фразам генерал добавил условие относительно даты. Он потребовал развести по датам публикацию сообщения с объявлением о подписании договора в случае его заключения 10 декабря. Советская сторона настаивала на одновременном опубликовании обоих документов, но генерал, проявивший непреклонность, не соглашался и в конечном итоге добился своего. Почему? Мы к этому еще вернемся.

Сталин и де Голль независимо друг от друга решили присутствовать при подписании договора, которое должно было состояться в кабинете Молотова в пятом часу утра58. Ночь закончилась так же, как и начиналась, еще одной обильной трапезой, прошедшей в гораздо более теплой обстановке, чем первая. Сталин пытался расположить к себе, поздравил де Голля с умением сопротивляться его нажиму и произнес множество тостов за Францию и демократическую Польшу. Генерал с каменным лицом выслушивал эти излияния, но душу его приводили в смятение цинизм Сталина и его склонность насмехаться над собеседниками. Одним скупым штрихом он рисует картину прощания со Сталиным: «Со своими сотрудниками я вышел из комнаты. Обернувшись на пороге, я увидел Сталина, сидевшего в одиночестве за столом. Он вновь принялся за еду».

Он вылетел из Москвы через несколько часов и, сделав по пути остановки в Тегеране, Каире и Тунисе, вернулся в Париж 16 декабря, после очень долгого отсутствия. И с некоторой тревогой задавался вопросом, как Франция отреагирует на этот договор, появившийся на свет в таких муках.

Франция отреагировала в целом положительно. Прения в Консультативной ассамблее 21 декабря открыл Бидо, а с заключительным словом выступил сам генерал. Оба представили договор как «франко-русский союз в контексте преемственности политики Франции в области безопасности». Генерал подчеркнул: «Для Франции и России быть объединенными – значит быть сильными, а быть разъединенными – значит находиться в опасности. Действительно, это – непреложное условие с точки зрения географического положения, опыта и здравого смысла». Эти слова были встречены с одобрением. Общественное мнение, в большинстве своем, разделяло такую оценку, которая свидетельствовала о том, что Франция благодаря этим переговорам обрела свое неоспоримое место в мире. Что касается компартии, имевшей тогда большое влияние над рабочим классом и частью интеллигенции, она не могла не поддержать политику, возвращавшую ей ее авторитет и ведущих деятелей. Торез мог, наконец, вернуться в страну. Несомненно, некоторые правые политики и правая пресса выражали беспокойство тем, что ФКП, и без того достаточно влиятельная на политической арене Франции, воспользуется возможностью упрочить свои позиции во власти. Но в конечном итоге соотечественники де Голля были убеждены, что генерал с успехом отстоял в Москве место и авторитет Франции на международной арене.

Какие воспоминания оставил о себе де Голль у своего кремлевского визави? Хотя тому удавалось временами демонстрировать любезность и даже доброжелательное отношение к генералу, хотя он одобрял «его непреклонность», потребовалось совсем немного времени, чтобы проявились совершенно другие эмоции. Едва попрощавшись с гостем, он разразился язвительными тирадами в его адрес, прохаживаясь по упрямству генерала де Голля, его гордыне и безосновательным претензиям на то, что Франция является полноправным участником победы над Германией59.