Генерал де Голль

Генералу сообщают, что в Ратуше его ждут члены Национального совета Сопротивления и Парижского комитета освобождения. В Ратуше? Там, где был штаб нескольких революций, где заседала Коммуна? Нет, де Голль и сопровождающие его люди на трех машинах под охраной броневика едут на улицу Сен-Доминик, в военное министерство. В 5 часов они приезжают туда, где в качестве заместителя министра в правительстве Рейно служил де Голль, откуда он поспешно уезжал 10 июня 1940 года вместе со своим шефом. Здесь ничего не изменилось, и события, которые потрясли мир, совершенно не коснулись почтенного здания. Во дворе взвод республиканской гвардии салютует, как обычно. Часовые, как и тогда, стоят у дверей. Вестибюль, лестница, картины, декоративные доспехи на своих старых местах. Ни один стул, ни один ковер, ни одна портьера не тронуты. Де Голль замечает, что телефон стоит на столе на том же самом месте, а рядом с кнопками звонков прежние фамилии. «Все на месте, — думает де Голль, — не хватает только Государства. И мне надлежит водворить его сюда. Потому-то я и здесь».

Де Голль принимает префекта полиции Люизе и своего гражданского представителя Пароди. Он разъясняет им стоящую перед ними главную проблему: восстановление общественного порядка и снабжения. И немедленно разобрать все эти баррикады, требует он.

Пароди напоминает генералу, что в Ратуше его ждут. Но де Голль сначала намерен провести смотр парижской полиции и отправляется в префектуру. Полицейские, правда, в последние дни присоединились к восстанию. И все же их трудно отнести к героям Сопротивления. Генерал с сочувствием смотрит на «фликов», которые были «вынуждены служить при оккупантах». Полицейские дружным «ура» отвечают на речь генерала. И вот только теперь наконец генерал де Голль направляется в Ратушу.

Его встречают представители тех, кто освободил Париж, друзья десятков тысяч героев, погибших под пулями и пытками фашистов. Если «флики», которых только что приветствовал де Голль, подобострастно козыряли эсэсовским офицерам, то эти люди стреляли в них. Де Голля приветствует председатель Парижского комитета освобождения коммунист Жорж Марран. Де Голль вспоминал: «Я не вижу ни одного жеста, не слышу ни единого слова, которые выходили бы за рамки достойного. Какой замечательной получилась эта встреча, о которой мы так долго мечтали и за которую заплатили столькими усилиями, страданиями, смертями!»

Где же «анархия», которая мерещилась генералу? Здесь царит порядок, но порядок демократический, здесь благородный дух всенародного Сопротивления. Де Голлю предлагают выйти на балкон и перед собравшейся на Гревской площади огромной толпой провозгласить Республику, как некогда делали это Ламартин, Гамбетта. В 1871 году так была провозглашена Коммуна! Но этот традиционный акт многих революций вовсе не импонирует де Голлю. Вообще, слово «революция» исчезает из его лексикона, хотя не так давно в Лондоне и в Алжире он произносил его. Теперь же, в ответ на предложение провозгласить Республику, он заявляет: «Республика никогда не прекращала своего существования. Олицетворением ее были поочередно „Свободная Франция“, „Сражающаяся Франция“, Французский комитет национального освобождения. Режим Виши всегда был и остается нулем и фикцией. Сам я являюсь председателем кабинета министров Республики. Почему же я должен ее провозглашать?»

Тем самым де Голль твердо дает понять, что в лице его правительства законность уже существует и не может быть речи о создании чего-то иного. Де Голль лишь подходит к окну и жестом приветствует толпу. После этого он возвращается в военное министерство на улице Сен-Доминик. Надо подготовиться к завтрашнему дню. А завтра будет то, ради чего стоило жить! Согласно тщательно разработанному плану, завтра де Голль торжественно пройдет в окружении своих соратников от Триумфальной арки на площади Звезды (ныне площадь имени Шарля де Голля) до Собора Парижской богоматери и его, освободителя и спасителя родины, будет приветствовать народ Парижа! Правда, многие высказывают сомнение в целесообразности этой помпезной церемонии; ведь немцы в 80 километрах от Парижа, они готовят ожесточенную бомбардировку, возможно, с применением ракет «Фау». Но де Голль убежден, что надо пойти на риск, ибо ему необходимо «принять на себя энтузиазм освобожденного Парижа» и получить высшую, по его мнению, санкцию на власть — «глас толпы».