Генерал Ермолов

По мнению Марка Константиновича Азадовского, может быть, одного из лучших знатоков истории движения декабристов, «есть целый ряд фактов, заставляющих отказаться от слишком упрощенных воззрений на личность Александра Ивановича Якубовича». В качестве довода «за» он приводит его записку, поданную из крепости на имя императора Николая Павловича, в которой он предстаёт как «подлинный гражданин-патриот, как политический мыслитель, много и глубоко размышлявший о судьбах родины». В данном случае трудно возражать против этого. Тюремная камера многим выправила мозги, даже убеждённым борцам с деспотизмом. А он не из них.

Что же произошло в тот роковой для России день 14 декабря? Неужели Александр Иванович испугался? Вряд ли. Ведь его уважали за храбрость не только русские солдаты, но и сами горцы. А ради чего, собственно, он должен был рисковать? В тайное общество Якубович так и не вступил и никогда не проявлял интереса к революционным замыслам будущих декабристов. Против этого тезиса не возражали даже советские историки.

Порисоваться наш герой любил, это верно. Даже на поле брани капитан гвардии умел мастерски «пенить боевую пыль», как выразился Александр Александрович Бестужев-Марлинский в письме к братьям в Сибирь. За это и получил двадцать лет каторги в Нерчинских рудниках, в острогах Читы и Петровского Завода.

Молва о подвигах Александра Ивановича на Кавказе дошла до Петербурга и возбудила творческое вдохновение поэтов и писателей. Первым отозвался о них поэт Степан Дмитриевич Нечаев, бывший член Союза благоденствия, отошедший от движения, В 1823 году он писал:

Кавказских рыцарей краса,
Пустыни просвещённый житель!
Ты не одним врагам гроза, —
Судьбы самой ты победитель.
Как богатырскою пятой
Вражду черкеса попираешь,
Так неприступною душой
Тоску изгнанья презираешь
Герой-мудрец! Ты искупил
Двойной ценой венец героя:
В бедах покой свой сохранил,
И щит был общего покоя.

А Александр Сергеевич Пушкин решил написать роман о Якубовиче. Сама романтическая внешность капитана гвардии наталкивала на этот замысел. Вот какой портрет получился под пером актёра Каратыгина, встретившего его на улице столицы незадолго до восстания:

«Он был высокого роста, смуглое лицо его имело какое-то свирепое выражение; большие чёрные, на выкате глаза, всегда налитые кровью, сросшиеся густые брови, огромные усы, коротко остриженные волосы и чёрная повязка на лбу, которую он постоянно носил в то время, придавали его физиономии какое-то мрачное и вместе с тем поэтическое выражение… Когда он сардонически улыбался, белые, как слоновая кость, зубы блестели из-под усов его и две глубокие морщины появлялись на его щеках, и тогда его улыбка имела какое-то зверское выражение…»

«Глаза на выкате» стали едва ли не самой характерной особенностью всего российского дворянства. Многие мемуаристы указывают ещё на «милую картавинку» в речи представителей нашего «благородного сословия». Однако об этом позднее…

Пушкину, по его же признанию, не удалось в полной мере создать романтический образ «Кавказского пленника». Этот недостаток он надеялся исправить в романе, прототипом главного героя которого, очень схожим с оригиналом, должен был стать Якубович.

Образ А.И. Якубовича давно занимал поэта.

Незадолго до восстания на Сенатской площади в «Северной пчеле» была опубликована статья «Отрывки о Кавказе» за подписью А.Я. В связи с этим А.С. Пушкин писал А.А. Бестужеву:

«Кстати, кто писал о горцах в Пчеле? Вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображения? Когда я вру женщинам, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева etc. — В нём много, в самом деле, романтизма. Жаль, что я с ним не встретился в Кабарде — поэма моя [«Кавказский пленник»] была бы лучше».

Главный герой романа Пушкина, как тип, а не историческая личность, — писал литературовед Николай Васильевич Измайлов, — «окружённый ореолом таинственности и легендарной славы, должен был восхищать обитательниц вод и возбуждать романтические мечтания у московской барышни; он — друг черкесов, помогающих ему; он — бретёр, картёжник и ни перед чем не останавливающийся похититель; вместе с тем любитель театральных эффектов и красивых поз, делающий даже из похорон отца своего “одно кокетство”. Всё это согласуется с характеристикой Александра Ивановича Якубовича, но воспринятой под особым углом зрения…».