Генерал-губернатор

В итоге, моя собственная женушка, очень практично скооперировавшаяся с царскими лейб-медиками, оперативно присланными для оказания практической помощи, категорично прописали мне жестокий постельный режим. И, похоже, надолго, так как самочувствие действительно оставляет желать лучшего.

И вот, лежу, но, по мере возможности, совмещаю приятное с полезным. Удалось затащить к себе в гости Гиляровского и с ним дело пошло не так скучно. А вернее, совсем не скучно.

— И не страшно было, Александр Христианович?

— Даже не знаю, что ответить, — я пожал плечами. — Честно говоря, Владимир Алексеевич, как-то не задумывался над этим. Злость — была, дикое разочарование страной — тоже, хотя в основном чувствовал только ненависть к косоглазым. Мне как шоры на глаза надели — я видел только цель впереди, туда и нёсся.

Гиляровский кивнул, закрыл блокнот, воровато оглянулся, нырнул рукой за пазуху и извлёк оттуда массивную фляжку.

— Ну, ещё по одной, Александр Христианович, так сказать, во избавление.

— Вы меня на тот свет отправите своим пойлом… — притворно проворчал я.

— Не сумлевайтесь, Александр Христианович, сущий нектар… — дядя Гиляй приложился к фляге, смачно крякнул и передал её мне. — Мёртвого на ноги поставит, на десяти травах ставленая, не чета вашей иноземной дряни. Меня матушка учила ставить, а она была мастерица каких ещё поискать.

Я сделал глоток, сморщился и быстро заел самогон подсунутым айном ломтём осетрины.

Следом приложились Лука и Тайто. Пару минут мы молчали, а потом у всех на лицах дружно возникли довольные улыбки. «Сущий нектар» дяди Гиляя, несмотря на просто ядерную крепость, оказался весьма приятным пойлом.

— Во-от, я же говорил!!! — Гиляровский ткнул пальцем в потолок и опять взялся за блокнот. — Продолжим, Александр Христианович? Что дальше было?

Я недовольно нахмурился, потому что воспоминания о сахалинской эпопее, неожиданным образом, оказались для меня неприятными.

— Дальнейшее сопротивление могло привести только к полному уничтожению ополченцев, так как японцы быстро перебросили подкрепления. Я отправил гражданских на север, а сам с остальными ударил на Александровск, где мы захватили эсминец «Котака» и переправились на материк. По пути пустив на дно японский бронепалубник «Цусима» и пароход с пехотным батальоном.

— Невероятно… — Гиляровский покачал головой. — Матерь божья, это просто невероятно! Весь флот и армия не смогли, а вы смогли. Да вы просто былинный герой…

— Да никакой я не герой… — раздражённо бросил я. — Во время перехода погиб подпоручик Кошкин со своим отрядом, они отвлекали японцев, чтобы мы смогли пройти к Александровску. И отвлекли. Вот — герои.

— Я слышал о вас… — после недолгого молчания сказал Гиляровский. — Во Владивостоке ходили слухи, что кто-то воевал на Сахалине после заключения мирного договора, а потом вывел на японском крейсере людей на материк. Я даже сам видел этот крейсер и пытался навести справки, но, увы, не преуспел — прямых свидетелей не оказалось, а слухи, сами понимаете, разные ходили.

— Эсминца, не кресер! Кресера потопили, — влез Тайто, — ещё напиши, как япона людя жёг, как насильничал и как мы япона вешать.

Но тут же заткнулся, после того, как Лука показал ему кулачище.

— Тут кто хошь озвереет… — пробурчал Мудищев. — А что вешали — да, вешали извергов, иха мать. Но за дело.

Гиляровский согласно кивнул ему и поинтересовался у меня.

— И как вас встретили наши?

— В тюрьму запроторили, падлы… — зло пробурчал Лука.

Но тоже замолчал, уже под укоризненным взглядом айна.

— Было дело, — подтвердил я. — А в тюрьме пытались убить. Но в итоге выпнули из страны под другим именем. А остальной мой отряд разогнали по России, под строжайшую подписку о неразглашении.

— Что-то я не удивлен, всё как всегда у нас… — Гиляровский ожесточённо дёрнул себя за ус и выматерился. — Скоты, вашу мать так растак. Хорошо, что не упекли обратно на каторгу. Наши дуболомы могли. А что, сильно японы зверствовали?

— Словами не описать, не сомлевайся — есть карточки, где все эти измывательства японов… — зло пробурчал Лука. — Там такое, что в жисть не поверишь…

Дядя Гиляй вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул Тайто. Айн вышел и через несколько минут принёс конверт из плотной бумаги.

Просмотрев несколько фотографий Гиляровский не скрываясь заплакал. Мы же просто молчали. А что тут скажешь? Со временем ожесточение притупилось, но я всё равно не мог смотреть на эти фотографии.

Наконец, он зло утёр слёзы рукавом тужурки и осипшим голосом заявил.

— Люди должны знать, Александр Христианович. Как есть должны знать. Нельзя такое скрывать. И вас нельзя скрывать. Но как это сделать? Власти же на дыбы станут, ни за что не допустят. Это же для них конец, люд подымется…

— В своё время всё узнают, — пообещал я. — Обязательно, даю слово, но в своё время.

На самом деле, я не зря дал интервью Гиляровскому. Информационный вброс у нас давно запланирован, и мнение известного, можно сказать, народного писателя будет совсем не лишним для того, чтобы всколыхнуть народ. Но время для этого ещё не пришло.