Но, как уже было замечено: мы не в сказке, а черт знает где, и пенять нам не на кого, кроме себя, а молиться мы не умеем.
Глава двадцать седьмая
А годы летят, наши годы, как птицы, летят,
И некогда нам оглянуться назад.
И радости встреч, и горечь разлук,
Мы все испытали, товарищ и друг.
И там, где когда-то влюбленными шли,
Влюбленными шли,
Деревья теперь подросли.
Вот так они и подружились. А потом приняли в свою компанию старшину сверхсрочной службы Алиева, «гордого сына кавказских гор», как его представлял девушкам Ленька. Но никакой особой гордости и никакого кавказского темперамента старшина не выказывал, был, наоборот, само спокойствие и благоразумие и стал для наших кавалеров чем-то вроде Санчо Пансы, или Лепорелло, или Савельича. Когда романтические лейтенанты решили отправиться добровольцами на войну с американскими империалистами, чтоб землю в Южной Корее Ким Ир Сену отдать, Алиев был категорически против, обзывал их дураками и мальчишками, но потом все-таки присоединился к своим друзьям. К счастью, ничего из этого не вышло, кроме выволочки от командира полка, который велел своим подчиненным не умничать и не лезть поперек батьки в пекло, партия и правительство знают, кого куда посылать, а они бы лучше крепили воинскую дисциплину и боеготовность, мать их за ногу!
Так что в этом коммунистическом преступлении нашим героям поучаствовать не удалось, и битва идей чучхе с безыдейным «Самсунгом» закончилась без них вничью.
И когда Дронов и Бочажок единственный раз всерьез поссорились, помирить их сумел только старшина Алиев. Это было в пору Васиного жениховства. Ленька принес из библиотеки том прозы Пушкина и сунул под нос Васи страницу с подчеркнутыми карандашом строками: «Осетинцы — самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе; женщины их прекрасны и, как слышно, очень благосклонны к путешественникам».
Вася нахмурился и спросил:
— Ну и что ты этим хочешь сказать?
Ленька, игриво улыбаясь, ответил:
— Ну ты же выходишь путешественник!
Тогда Вася, решивший, что затронута честь его возлюбленной, задал следующий вопрос:
— А в морду получить не хочешь?
В ответ Ленька сказал ему дурака, и они перестали разговаривать. Но мудрый сын кавказских гор вскоре сумел их примирить и рассмешить.
А вот мне всегда было интересно, от кого же это Пушкин мог слышать такую бессовестную клевету на осетинских женщин? Не иначе от гадкого Александра Раевского.
Однополчане, за редким исключением, наших друзей любили и ценили и, разумеется, прозвали тремя мушкетерами, а начальник политотдела юмористически называл святой троицей.
Маленьким Анечке и Степке ужасно нравилось, когда отец рассказывал о временах лихой лейтенантской молодости, в этих рассказах и в памяти самого Василия Ивановича жизнь трех друзей представала беззаботной, веселой и приключенческой, как книжка для среднего и старшего школьного возраста. Особенно маленькие Бочажки любили слушать про то, как Алиев на колхозном рынке обменял старые хромовые сапоги на двух кроликов, но Ленька и Вася отказались их есть и запретили убивать, так что зверьки жили у них целую неделю и все загадили, а потом их отдали юннатам в соседнюю школу. И про то, как папа, укачивая Анечку, пел «Жили двенадцать разбойников», а тетка Богдана за стенкой разобрала только «Господу Богу помолимся, // Будем ему мы служить. // За Кудеяра-разбойника // Будем мы Бога молить!» и решила, что советский офицер тайно по ночам молится, и стала к ним лучше относиться. И про то, как Ленька жестоко отомстил капитану Воскобойникову за все его мелкие подлости, не пожалев подаренного какой-то медицинской подругой спирта.
Капитан был большой любитель выпить на дармовщинку и, когда Дронов пришел к нему с этой бутылью и сказал, что хочет выпить на мировую и забыть прошлые обиды, этот дурак при всей своей злобности согласился. Они крепко выпили, почти без закуски, потому что жена Воскобойникова была в отпуске, Ленька ушел, а через полчаса прибежали Бочажок и Алиев, разбудили пьяного недруга и страшными голосами закричали, что Ленька ослеп и умирает, потому что спирт оказался метиловым. Хмельной и обезумевший от страха Воскобойников перебудил все командование, требуя машину, чтобы ехать в город в больницу (дело было в летних лагерях). На резонный вопрос «Какого хера?» он от волнения ничего вразумительного ответить не мог, только орал: «Дронов ослеп, Дронов ослеп!! И я тоже!!» — и тут вдруг видит перед собой зрячего и хохочущего Дронова, понимает, что над ним жестоко подшутили, и бросается на Леньку с воплем: «Убью, сука!!»