Генерал и его семья

Чтобы переплюнуть этот подарок, Вася полторы недели по вечерам и ночам трудился, как папа Карло, и вырезал из полена настоящего-пренастоящего Буратино, в точности как в книжке, руки и ноги двигаются и сгибаются, голова вертится (это было особенно трудно сделать), и даже ключик от старого амбарного замка, покрашенный золотой краской, прилагался. Колпачок и штанишки с курточкой сшила мама. Успех был полный, к тому же Анечка решила, что новая кукла будет теперь Мальвиной, и измазала ей белокурые локоны и пол-лица синей масляной краской, которой тетка Богдана как раз красила забор.

Но, хотя Алиев и был сверхсрочником, срок его службы все-таки подошел к концу, оставаться в армии он не захотел и поступать в артиллерийское училище, как на все лады убеждали его друзья-офицеры, тоже не согласился и закатил грандиозные проводы с шашлыками и осетинскими пирогами, которые напекла Травиата (тогда о них вне Осетии никто не ведал, но были они гораздо вкуснее нынешних, продающихся в Москве на каждом углу).

Василий Иванович много лет переписывался с бывшим старшиной, один раз Алиев приезжал к ним в Пермь, опять поразил всех богатыми и дефицитными подарками, а маленького Степку смутил предложением выдать за него дочку Фатиму и расспросами, какой будет калым. Но потом старый друг перестал отвечать на письма, а послав телеграмму, Василий Иванович получил ответ от незнакомой алиевской жены, оказалось, что предприимчивого сына гор судили и посадили за какой-то шахер-махер (он работал в торговле). Бочажок тут же написал в место заключения, но ответа не получил, то ли стыдно было проворовавшемуся товарищу светлой армейской юности, то ли нечего ему было сказать такому принципиальному и младенчески чистому дуболому.

А вслед за Алиевым и Ленька отправился на гражданку и тоже не нашел там ни счастья, ни покоя. Больше таких закадычных друзей у Василия Ивановича никогда не было, да и просто приятелей тоже как-то не заводилось; он ли был в этом виноват со своим хмурым гонором, или уж сослуживцы действительно попадались все какие-то не располагающие к сближению, не могу сказать, но, пока жива была Травиата Захаровна, Бочажок не задумывался о своей изоляции, а после ее смерти на это было тем более наплевать — какие там друзья-товарищи, зачем?..

Василек и Травушка в один год сдали экзамены и поступили — Травиата на заочное отделение биологического факультета КБГУ, а Вася в Артиллерийскую радиотехническую академию имени Маршала Советского Союза Л. A. Говорова в Харькове. Там они и жили, пока Василий Иванович учился. В Харькове у них и родился Степка и с первых же дней жизни стал разочаровывать и огорчать отца, но об этом мы, если дойдут руки, поговорим отдельно.

А мой папа в академию так и не поступил, хотя прошел курс и 9-го, и 10-го класса. Мама говорила, что это из-за того, что у него отец был репрессирован, а старший брат полвойны провел в плену, да и сам он пару-тройку месяцев находился на оккупированной территории, но из дневника я узнал, что папа завалил алгебру.

Подозреваю, что и папа, и Василий Иванович в анкетах попросту врали, а особистам и прочей гебне лень было проверять, и, к счастью, некому было стукануть и разоблачить сыновей врагов народа, которые, как известно, за отцов не отвечают.

Карьера Василия Ивановича шла не то чтобы блестяще, но без заминок, хотя в любимчиках у начальства он никогда не ходил. Не было в нем необходимой для этого личной преданности, открытости и ласковости, общение с командирами было всегда строго уставным: «Здравия желаю! Никак нет! Так точно! Виноват! Служу Советскому Союзу! Разрешите идти? Разрешите выполнять?» Придраться тут было не к чему, но и поощрять такого формалиста и сухаря ни у кого желания не возникало. Он мог бы про себя сказать, как любимый Травиатой Захаровной Евтушенко, и с большим правом, чем бойкий и расторопный поэт: «Я делаю себе карьеру тем, что не делаю ее».

Единственный раз в продвижении Василия Ивановича по службе случился обидный сбой, но тут уж он сам был виноват. Из Тикси полковник Бочажок должен был поехать на генеральскую должность не в лесную и глухую Шулешму, а на берег самого синего Черного моря, под Батуми, и все это рухнуло из-за неуместной смешливости Василия Ивановича.

Дивизию, в которую входил его полк, проверяла высокая московская комиссия — целый генерал-лейтенант и два полковника. Василий Иванович со своим начальником штаба и политруком Пилипенко встречал их в тиксинском аэропорту. Самолет прилетел, генерал-лейтенант с полковниками спустился, и Бочажок стал рапортовать. Сияло солнце. По взлетной полосе, по тундре и далеким сопкам гулял весенний арктический ветер.