Генерал Империи (СИ)

— Весь этот мир сошел с ума. Так почему нам нужно отставать? А та песня… вы знаете, она так крепко засела у меня в голове, что с тех пор постоянно всплывает. Когда я начинаю унывать, эти слова наполняют меня свежестью и бодростью. Мыслями о том, что нужно быть не робким и безвольным жертвенным агнцем, которого спокойно волокут на убой, а диким бараном, который ломает ворота и гоняет по выгону своих обидчиков, стараясь нанести им хоть какие-то увечья. Напоследок. Его в конце концов забьют, но он дрался, он не сдавался, он старался победить любой ценой до самого последнего вздоха… — тишина. Колчак же, широко улыбнулся, закрыл глаза и снова продекламировал фрагмент песни по памяти:

Причалим ли мы, к чужим берегам?
Иль сгинем в пучине на радость врагам?
Валькирии о подвигах наших расскажут
Великим богам!..

Адмирал Дэвид Битти стоял на мостике новейшего сверхдредноута Бэрем типа «Куин Элизабет», одного из самых мощных боевых кораблей мира с тяжелыми 15-дюймовыми орудиями главного калибра и внушительным бронированием. Это был его флагман, а в руке у него был его чай… точнее чайные помои с молоком, которые так уважают англичане. Руки грела кружка, а душу – чувство скорой мести русским за все… Простить Меншикову унижение, которое тот учинил ему в Константинополе Дэвид не мог. Как и отделять Максима от остальных представителей его народа. В его сознании, за те дерзкие слова и резкие поступки отвечать должны были все, смеющие себя именовать русскими, вне зависимости от их реальной национальности.

Было два часа ночи, но адмиралу не спалось. Излишнее возбуждение никак не оставляло Дэвида. Он смотрел вдаль, в кошмарную и жутковатую черноту этой ночи и предавался грезам. Тучи, затянувшие небо, прятали практически полную луну. Поэтому за бортом было темно и мерзко, что олицетворяло Битти Россию. Из-за чего он смотрел на эту непроглядную черноту и улыбался своим мыслям, казалось, не замечая всех окружающих его неудобств.

Удерживая обеими руками кружку, Дэвид отхлебнул из нее горячих чайных помоев… и едва не подавился из-за совершенно неожиданных выстрелов, разорвавших тишину этой ночной идиллии. Многих выстрелов. Явно крупным калибром. Хуже того – они практически слились с всплесками и взрывами. А потом, почти сразу, продолжили стрелять чем-то полегче.

Он бросился к левому борту рубки и замер, вглядываясь в ночную тьму. А там время от времени раздавались вспышки выстрелов орудий калибров около пяти дюймов. Чуть-чуть подсвечивающие силуэту кораблей. Русских кораблей. Старых дредноутов типа «Севастополь», которые находились на удивительно малой дистанции от ордера Гранд-Флита. Кабельтовых десять-пятнадцать или около того. Эти четыре дредноута шли кильватером, продолжая сближаться. Из-за чего вели огонь практически прямой наводкой по хорошо подсвеченным огнями английским кораблям.

И вновь беглый, слегка рассеянный и растянутый по времени залп орудий главного калибра. И сорок восемь снарядов в полтонны весом каждый вновь устремились к своим целям. Кинжальная дистанция. Считай прямая наводка. В упор. Поэтому они не только слишком часто попадали, но и легко вскрывали броню как линейных крейсеров, так и сверхдредноутов, не рассчитанных на столь ближний бой.

Шок немного прошел, и Дэвид услышал, как по всему кораблю звонят тревогу и раздаются боцманские дудки. Авральный подъем. Люди спали. И теперь им было нужно проснуться и добраться до боевых постов, приведя последние в боевую готовность. А это минуты… долгие минуты. Что-то подобное наблюдалось и на других кораблях. Свистки и гудки побудки покрыли акваторию, сливаясь воедино с выстрелами.

Дежурные крейсера дали ход, так как держали котлы разогретыми. Начали разворачивать башни орудий. Но тут прозвучал третий слитный залп главных орудий «Севастополей» и сорок восемь снарядов двенадцатидюймовых пушек вновь устремились к своим целям. Точно. Слишком точно. До тошноты и бессильной ярости. Ведь в упор по стоящим кораблям на таком расстоянии попасть несложно. Даже многочисленные 120-мм противоминные пушки на такой дистанции были удивительно действенными, буквально заливая английские корабли ливнем снарядов, вскрывающих небронированные надстройки и слабо бронированные оконечности. Вон как стучали! Как барабанные палочки – непрерывной, рассеянной дробью. Видно били по готовности, надрываясь, как последний раз в жизни, пытаясь «надышаться перед смертью».

Дэвид Битти не знал, что незадолго до начала огня на «Севастополях» к орудиям заранее подняли запас выстрелов «первой очереди». Что к главному калибру, что к противоминному. А еще в помощь заряжающим на стодвадцатки подтянули с бездействующего борта людей, дабы из-за усталости бойцов не снижать темпа огня. Из-за чего скорострельность оказалась на уровне, превышающем паспортные данные, особенно у противоминной артиллерии.

Медленно… ужасно медленно тянулось время.