Генерал Рубцов

— Так, кто такие? — спросил тот же голос, но уже другим, спокойным тоном.

Евгения Григорьевна радостно глянула на своего спутника. Яков Порфирьевич счастливо, но как-то растерянно улыбался. Сама же она не могла удержать разом хлынувших слез, сдернула платок, закрыла глаза.

— Родные, здравствуйте! — произнесла Евгения Григорьевна.

— Дедушка, кто вы? — уже нетерпеливо-требовательно спросил всадник.

— Я не дедушка, мне еще сорока нет… Я подполковник Могильный, начальник штаба 2-й стрелковой дивизии, а это жена генерал-майора Рубцова, командира 1-го стрелкового корпуса, — успокоившись, доложил Яков Порфирьевич, — идем почти что из-под Белостока, оба ранены.

Красноармейцы с любопытством смотрели на худого сгорбленного старика и его спутницу.

— Жена генерала Рубцова? — недоверчиво переспросил старший конного разъезда. — Впрочем, это можно проверить… Документы есть?

— Нет, товарищ младший сержант, документов у нас нет, вынуждены были уничтожить, — ответил Могильный.

Вскоре он и Рубцова находились в медсанбате, где им дали умыться, покормили, устроили в разных землянках.

Забравшись на жесткие нары, несмотря на усталость, Евгения Григорьевна долго не могла уснуть. «У своих же я, у своих, теперь все будет хорошо!» — твердила она, поглядывая в сторону двери, с нетерпением ожидая, когда же наконец придут за нею… И незаметно уснула. И вот сквозь сон Евгения Григорьевна услышала:

— Где Рубцова, здесь?

— Да-да. Я Рубцова. — Она быстро уселась на нарах и при тусклом свете кем-то зажженного во время ее сна маленького ночника, стоявшего на столе в углу землянки, пыталась разглядеть вошедшего. Но свет был так слаб, что Евгения Григорьевна не смогла разобрать ни черт лица, ни звания военного.

— Извините, пожалуйста, товарищ Рубцова, — заговорил он, — вас зовут Евгенией Григорьевной?

— Да, да.

— Я рад за вас, Евгения Григорьевна. Генерал-майору Рубцову о вас сообщено…

Дивизия, на которую вышли Рубцова и Могильный, была в составе корпуса генерала Рубцова.

— Как? Не может быть! Он жив, он близко! — воскликнула Евгения Григорьевна. — Где он?

— Мне поручено передать вам, Евгения Григорьевна, что генерал-майор Рубцов скоро будет здесь…

После полуторамесячных блужданий выйти к своим, получить весточку о муже, что он жив и здоров, это ли не счастье, это ли не награда за все пережитое?!

Теперь она ждала его, Федора, своего мужа. Ждала с таким нетерпением, какого ни разу до сих пор не испытала. А мысли возвращались к тому, что было пережито в последние полтора месяца…

Танковая бригада, в которую Евгения Григорьевна Рубцова получила назначение в Белостокском горвоенкомате, двинулась на восток и вскоре вышла на Варшавское шоссе. Среди колонны танков, грузовиков с боеприпасами и продовольствием была и полуторка ГАЗ-ММ санбата с врачом Рубцовой.

Нескончаемый поток машин, повозок. По обочине торопливо идут люди. На дороге то и дело пробки. А над всем этим с раздирающей душу деловитостью висят немецкие бомбардировщики. Самолеты с черными крестами, с утолщенными шасси, напоминающими лапы стервятника, один за другим на бреющем полете с шумом и грохотом проходят над дорогой, поливая людей градом пуль. Несколько минут движения — и новая волна самолетов. И снова команда: «Возду-ух!»

Самолеты с пронзительным завыванием входят в пике, сбрасывая бомбы. Крики, стоны, винтовочные выстрелы, пулеметные очереди… С каждым налетом все больше и больше раненых. Их кладут уже на несколько машин, и Евгения Григорьевна, которая еще день назад, прослушивая и осматривая в Белостокской больнице детей, подолгу останавливалась у каждой кровати, теперь торопливо и сосредоточенно делала перевязки, накладывала шины. Танков, в колонне которых вначале была ее машина, давно нет. Они ушли…

Уже двое суток прошло, как началась война, и все это время безостановочно на восток движутся колонны машин, и все так же непрерывно висят над дорогой немецкие самолеты. Приходится объезжать огромные воронки на шоссе. На проезжей части и обочинах валяется брошенное имущество, изуродованные и обгорелые машины, повозки, рассыпанное зерно, вздувшиеся трупы убитых лошадей.

Двое суток не смыкает глаз Евгения Григорьевна. Сидя в кабине полуторки, она с опаской поглядывает на шофера, который тоже с невероятным трудом превозмогает усталость, борется со сном. Временами он безвольно роняет голову на баранку, и, кажется, машина идет сама, подчиняясь какой-то интуитивной силе, идет почти ощупью, осторожно, но все-таки безостановочно.