Генерал В. А. Сухомлинов. Военный министр эпохи Великой войны

Именно поэтому уже в эмиграции генерал Сухомлинов имел все основания отметить: «Прежде всего, вопрос – готовы ли мы были к войне? В 1909 году не только безусловно не готовы были, но наша армия находилась в полнейшем развале. В 1914 году же в ней порядок и боеспособность оказались восстановленными настолько, что к выступлению в поход продолжительностью от четырех до шести месяцев никаких сомнений не возникало»⁶⁰⁹. «Генерал Сухомлинов абсолютно прав, – отмечает М.В. Оськин. – Накопленные запасы артиллерийских боеприпасов закончились ровно на пятый месяц войны (первые требования Ставки о радикальной экономии снарядов – декабрь 1914 г.), а последние запасы были расстреляны в Карпатах еще за три месяца – к апрелю 1915 г.»⁶¹⁰. Сухомлинов также вполне справедливо указывал на неправомерно большое расходование запасов фронтами, где оружие и снаряды исчезали в невиданных количествах. На некоторых участках безответственные командиры (и малообразованные русские солдаты), теряя чувство ответственности, относились без должного внимания и расчета к использованию техники и боеприпасов. По крайней мере, очевидцы свидетельствуют, что с полей битв русские (в отличие от немцев) оружие не собирали. Лишь год-полтора спустя, встав перед проблемой нехватки оружия, командиры стали выдавать премии за нахождение готовой к бою винтовки⁶¹¹.

К 1914 г. русская армия имела мобилизационные запасы почти в полном соответствии с утвержденными нормами, хотя сами эти нормы и оказались заниженными. Были установлены закупочные нормы из расчета, например, 1500 снарядов на одну артиллерийскую установку. Оказалось, однако, что эти нормы не учитывали ни грандиозных масштабов конфликта, ни головокружительной скорости расходования орудийного снаряжения. Военный министр со своим помощником и начальником Главного артиллерийского управления (ГАУ) были уверены в том, что имеющихся запасов боевого снабжения хватит почти на целый год войны. Они не предполагали, что война потребует вскоре чрезвычайного напряжения всех сил и средств государства и, в частности, чрезмерно увеличит и осложнит работу ГАУ. Скорее даже наоборот, они думали, что в работе управления, после передачи действующей армии имевшихся мобилизационных запасов вооружения, наступит некоторое затишье. Только этим можно объяснить распоряжение генерала Поливанова не проводить реорганизацию ГАУ с началом войны⁶¹².

Ко всему этому необходимо добавить неопределенность в организации высшего управления русской артиллерией. Генерал-инспектор артиллерии с 1910 г. был подчинен военному министру и по закону не являлся начальником артиллерии. Но Генинспартом был великий князь Сергей Михайлович Романов, который сумел занять такое положение, что «ни одно сколько-нибудь серьезное дело не решалось в Главном артиллерийском управлении помимо или вопреки его указаний. Великий князь таким образом являлся фактическим, хотя и безответственным руководителем деятельности всего Главного артиллерийского управления, что, конечно, надлежало признавать явлением глубоко неправильным»⁶¹³. Как лицо царской фамилии, он подчинялся военному министру лишь формально и, не особенно считаясь с ним и с его помощником, руководил артиллерией самостоятельно. «Что же я могу сделать в отношении этого ужасного ведомства, с которым борюсь с самого начала моего назначения военным министром?» – писал Сухомлинов в сентябре 1914 г. начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Янушкевичу⁶¹⁴. Генерал Поливанов, на которого как на помощника министра было возложено общее руководство в том числе и ГАУ, также подтверждал, что «исключительного руководства этим ведомством не было» и это «значительно стесняло кругозор» Поливанова в оценке материальных потребностей армии⁶¹⁵.