Генералиссимус Суворов

– Прошка!-полуоткрыв дверь, сердито закричал Василий Иванович.-Ты чего, стервец, смотришь?. Барин-то еще не одет! Прошка, виновато моргая глазами, втиснулся бочком в комнату и, неуклюже переваливаясь, точно медведь, подбежал к молодому барину. "Опять начинается мука,-думал Суворов.Снова этот камзол, застегнутый на все крючки! Снова отсиживать в гостиной! Лучше б в третий раз Туртукай брать, чем объясняться с невестой, а потом сидеть, ровно остолоп, на этом сговоре! Ей-богу! А делать, нечего: назвался груздем - полезай в кузов!" - трунил он сам над собой, подставляя Прошке сапог.

Прошка усердно стаскивал с барина сапог и старался не дышать; от Прошки шел крепкий винный дух.

III

Суворов проснулся, и холодный пот сразу прошиб его: впервые за всю свою жизнь он спал на пуховике, укрытый атласным одеялом, точно разжиревший, обленившийся барин, а не солдат.

Суворов никак не мог понять: где он и что с ним? На широкой кровати, рядом с ним, кто-то спал. Александр Васильевич повернулся и увидел: возле него, в нарядном кружевном чепчике, лежала пухлая, румяная женщина.

"Варюта. Жена",- -подумал он.

И сразу вспомнилась вся неугомонная сутолока вчерашнего дня.

Еще накануне, с вечера, в большом доме Суворовых не осталось спокойного угла - готовились к завтрашней свадьбе, чистили, убирали. В комнатах все было вверх дном. Александр Васильевич лег спать не в девять часов, как ложился обычно, а за полночь.

А на следующий день, с утра, и пошло одно за другим.

Сперва жениха усадили причесываться. Кудрявый старик Матвей, дворовый куафер Суворовых, целый час плясал возле молодого барина - примеривал парик, завивал букли, пудрил. Он вконец измучил Александра Васильевича. Суворов не переносил ни пудры, ни парика, от которого, по его словам, всегда пахло псиной.

После Матвея Александр Васильевич попал в руки к портному, который ползал вокруг Суворова на коленях, обдергивал приметку, что-то пришивал и, видя, как барину не стоится на одном месте, все повторял:

– Сейчас, батюшка! Сейчас! Еще минутку!

Суворов любил простую, свободную одежду, а тут эти галстуки, крючки да пуговицы.

Наконец Александр Васильевич был готов.

Суворов всегда избегал смотреть в зеркало, но приходя через зал, мельком взглянул на себя.

Он и без зеркала чувствовал, что затянут, сдавлен, неестествен и смешон. Из зеркала на него глядел какой-то напомаженный штабной франт, который, конечно, никогда не нюхал пороху.

Анюта, замужняя сестра Александра Васильевича, не отходившая сегодня ни на шаг от брата, заметила недовольное выражение Сашеньки.

– Хорошо, Сашенька! Ей-ей, хорошо! - заторопилась она, зная горячий, своенравный характер брата.

Суворов передернул плечами.

– Помилуй бог, красавец! Точно прусский сержант! Огородное пугало! фыркнул он и, круто повернувшись на каблуках, поспешил прочь от зеркала.

Затем начался новый искус - поехали в церковь к венцу. Яркий свет паникадил, чад от многочисленных свечей, духота, десятки любопытных лиц, которые беззастенчиво глазели на жениха и невесту.

Суворов и Варюта шли между двумя плотно сбитыми рядами людей, жавшихся поближе к ковровой дорожке.

"Точно сквозь строй прогоняют!" - подумал Суворов.

А со всех сторон явственно доносился шепот:

– Это какой у него орден?

– И до чего худущий…

– Невеста-то, невеста! Краля бубновая!

– За едакого сухопарого идет…

– Пойдешь, коли у него, сказывают, десять тыщ душ!

Наконец венчание окончилось. Оставалась последняя тягостная повинность - сидеть за свадебным столом. Начались бесконечные поздравления, тосты, крики "горько". Александр Васильевич готов был провалиться сквозь землю. Чтобы хоть как-нибудь преодолеть смущение и неловкость, он пил. И в первый раз в жизни захмелел.

Вспоминая теперь вчерашний день, Суворов не мог припомнить даже, когда и как он укладывался спать.

Суворов осмотрелся. Было уже поздно. В окна глядел не солнечный, но светлый от снега, прозрачный, морозный день.

"Совсем обабился, заспался! Срам! - с досадой подумал Суворов.Скорее, скорей обливаться!"

Вылить на себя ведро холодной воды сейчас хотелось больше, чем когда бы то ни было, - голова после вчерашнего была еще немного тяжеловата.

Он осторожно выскользнул из-под атласного одеяла, стараясь не разбудить жену.

"Разве теперь сыщешь этого пьяницу Прохора? Дрыхнет где-нибудь с похмелья. И куда девали мой плащ? Засунули, пожалуй", - думал Суворов, идучи из одной комнаты в другую.

Ни Прошки, ни кого-либо еще из слуг не было видно. Только подходя к буфетной, Александр Васильевич услыхал голоса. Он остановился, прислушиваясь, нет ли кого чужого. - Суворов был не одет.

– Не ждите, Прохор Иваныч, ступайте отдыхать. Ваш барин нонче долго будет почивать: Варвара Иванна спозаранку подыматься не любит! - говорил бойкий женский голосок.

– Чего спозаранку? Уже полдень,-ответил надтреснутый бас, видимо, еще не совсем протрезвившегося Прохора.

– С молодой женой и до вечерни проспишь - усмехнулся буфетчик.

– Нет, вы не знаете Ляксандры Васильича, - твердил Прохор, - он встанет! Он, брат…