Генералиссимус Суворов

- Великий человек и человек великий, - повторил он свой стародавний каламбур о Потемкине.

Жил, властвовал и умер. Умер вскоре после взятия Измаила Суворовым.

Бесспорно, для русской армии Потемкин сделал много.

Он так же, как Румянцев и Суворов, добивался улучшения в обмундировании, вооружении. Он понимал никчемность всех этих солдатских буклей, косичек, петличек и пряжек. Это он сказал:

- Если б можно было счесть, сколько выдано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет.

В этом Потемкин - великий человек. Но в делах человеческих он был только человек великий. Великий ростом. Завистливый, непостоянный.

Если бы он был жив, что сделал бы сейчас? Неужели и теперь противился бы тому, чтобы императрица пожаловала Суворову фельдмаршальство?

Вот он, долгожданный день!

После стольких лет унижения Суворов наконец - фельдмаршал.

Военная карьера Суворова развивалась туго. Все приходилось брать с бою, не так, как другим, к примеру, Репнину. Репнин в 28 лет был уже генерал-майором.

Как он надменен, Николай Васильевич Репнин! Отвратительно повелителен и без малейшей приятности. Еще так недавно, месяц назад, он придирался к Суворову, норовил приказывать, а теперь придется самому сноситься с фельдмаршалом Суворовым рапортами.

Суворов потер от удовольствия руки и вполголоса запел:

- Тебе бога хвалим...

И так за пением не приметил, как в самом деле под окном зазвенели бубенцы. Рванулся к двери.

- Прошка! Приехали!

Не дожидаясь мешковатого Прошки, сам, как был неодетый, так и проскочил через камердинерскую в сени, на крыльцо. Распахнул дверь.

У самого крыльца, мотая головами, стояла тройка лошадей. Шелестели бубенчики, говорили люди.

- Да скоро ли ты? - не выдержал, окликнул племянника Суворов.

- Иду, дяденька!

Из саней вылезал в шубе, точно медведь, племянник, сын старшей сестры Александра Васильевича Анны, Алеша Горчаков.

А Прошка, подошедший к Суворову сзади со свечою в руке, бубнил на ухо:

- Ступайте в комнаты, простудитесь. Как маленькие! Без вас внесут, никуда жезл энтот не денется...

Алеша шел уже, путаясь в длинных полах шубы. В руках он нес большой узел.

Суворов обнял его.

- Я с холоду, дядюшка!

Вошли в комнату. Горчаков положил узел на стол и вышел в камердинерскую снять шубу. Дуя в озябшие руки, вошел к Суворову в спальню.

Суворов осторожно разворачивал узел.

Мундир фельдмаршальский, шитый золотом.

- Это императрицын подарок. Маменька и Наташа мерку давали. Не знаем впору ли будет?

- Впору, впору! - улыбался Суворов, а руки нетерпеливо шарили в узле.

- Это алмазный бант на шляпу, - сказал Горчаков, когда Суворов вынул сверточек поменьше.

- А это - фельдмаршальский жезл.

Пятнадцать тысяч рублей стоит, дядюшка!

- Он мне пятнадцати миллионов дороже: в нем моя свобода! Орлу развязали крылья!

Суворов схватил стул, легко перепрыгнул через него, крикнул:

- Репнина обошел!

Поворотился, легко перепрыгнул стул снова.

- Салтыкова Николая - обошел!

- Салтыкова Ивана - обошел!

- Прозоровского - обошел!

- Долгорукого - обошел!

- Каменского - обошел!

- Каховского - обошел!

- Эльмпта - обошел!

- Мусина-Пушкина - обошел! - прыгал он через стул туда и обратно.

Племянник смеялся, глядя на шалости развеселившегося Александра Васильевича.

- Помилуй бог, легок стал: хорошо прыгаю! - улыбался Суворов, окончив свой счет.

Он раскрыл дверь в камердинерскую:

- Прошка, закусить полковнику! И к племяннику:

- Ну, Алешенька, рассказывай!

Горчаков вынул из-за пазухи бумаги:

- Вот рескрипт императрицы и письмо.

Суворов бережно взял обе бумаги. Поднес к свече.

На одной стояло:

Ура, фельдмаршал!

Екатерина.

На другой:

Вы знаете, что как я не произвожу никого чрез очередь и никогда не делаю обиды старшим, но Вы, завоевав Польшу, сами себя сделали фельдмаршалом.

- Вот письмо Наташи.

Суворов развернул, увидал милые сердцу строчки:

графиня Наталья Суворова-Рымникская

Не стал читать, спросил:

- Здорова? Мама, Груша, Димитрий Иваныч?

- Все слава богу...

- А это чье? - спросил Суворов, принимая толстый пакет.

- Гаврилы Романовича.

- А, посмотрим:

Милостивый государь!

Преисполнен будучи истинной любви к Отечеству, почтения ко всему тому, что называется мужество или доблесть, уважения к громкой славе Россиян, обожания к великому духу нашей Государыни, беру смелость поздравить Ваше Сиятельство и сотрудников Ваших с толико знаменитыми и быстрыми победами.

Ежели б я был пиит, обильный такими дарованиями, которые могут что-либо прибавлять к громкости дел и имени героев, то бы я Вас избрал моим и начал бы петь таким образом:

Пошел - и где тристаты злобы?

Чему коснулся, все сразил.

Поля и грады стали гробы.

Шагнул - и царства покорил.

(Тристат - военачальник.)

- Очень мило. Помилуй бог! Спасибо! Ну что ж ты одну водку тащишь? А закуска, редька где? - встретил он Прошку, который нес штоф и чарки,

- Да ведь с дороги-то первей всего - водка, - сказал, облизывая губы, Прошка.

- Тебе - что с дороги, что в дорогу - она первей всего! Сказывай, Алешенька, что же в столице говорят?