Генеральная пауза. Умереть, чтобы жить

Она машинально прикусывает кончик ручки. В сердце торчит острый осколок воспоминания: «Ты навсегда будешь мой дружочек». И другого — губы щекочут шею, шепчут в ухо: «Ты сумасшедше красивая». И третьего — растерянное папино лицо, когда она, рыдая, выкрикивает: «Это ты во всём виноват! Это ты купил мне коня!». Правда и неправда смешались, сплелись в огромный ком обиды и боли. И этот ком невыносимо давит ей на сердце.

Дина тянется к полке и достаёт круглое зеркало-перевёртыш в стальной рамке. Долго смотрит на своё лицо, на припухшие рубцы, на опущенный уголок губы, на неровную линию подбородка. Отодвигает зеркало в сторону и пишет: «Простите».

— Давай мы тебе головку приподнимем, — оборвали воспоминания слова медсестры.

Она смочила Дине губы и влила в рот воды. Совсем немного, не больше ложки, даже на глоток не хватило. Дина потянулась к стакану губами, ещё выше подняла голову, напрягая шею в немыслимом усилии, но медсестра — полная, немолодая — покачала головой.

— Нельзя. То, что ты выжила — уже чудо, так что лежи и терпи.

Силы закончились. Дина уронила голову на подушку. Оказывается, в палате горел неяркий ночной свет, но когда эта женщина успела его включить?

— Где моя мама? — прошептала Дина.

Медсестра, заменявшая пластиковый пакет на стойке для капельницы, удивлённо пожала плечами:

— Утром придёт. Она и так от тебя не отходила всё это время. Поспать-то ей, бедняжке, надо?

Дина моргнула — глаза защипало от набегающих слёз. «Что же я натворила?»

Медсестра давно ушла, погасив свет, и Дина осталась наедине с собой, с памятью, неожиданно развернувшей настоящую пропасть, в которую она рухнула и теперь не знала, как будет выбираться. По трубочке из капельницы в руку медленно вливалась холодная жидкость, лекарство, притуплявшее не только боль, но и способность думать. Дина пыталась сосредоточиться. Вялая тень паники время от времени вызывала слёзы, но ненадолго — как только отступала мысль о том, что утром придёт мама и нужно будет посмотреть ей в глаза, слезы высыхали.

Какой же дурой она казалась себе сейчас! Отстранённо — спасибо лекарствам — думая о прыжке с балкона, Дина не могла поверить, что решилась на это. Причина казалась далёкой и глупой. А последствия были шокирующими. «Меня сейчас могло просто не быть. Нигде. Никогда. Мама сидела бы не в больнице, а на кладбище». Дина представила холмик, заваленный венками в траурных лентах, посреди облезлых оградок и одинаковых чёрных надгробий. Маму, скорчившуюся возле свежей могилы. Папу — с окаменевшим пустым лицом. И — ничего. Если бы её не стало, она уже не смогла бы их пожалеть. Не смогла бы извиниться. Сказать, как сильно их любит. Ничего не смогла бы исправить…

Слёзы затекали в уши, но Дина этого не замечала.

— Мам, я хочу на себя посмотреть, принеси зеркало? — попросила она на следующий день, после того как впервые получилось принять полусидячее положение.

Мама смутилась. Опустила глаза.

Дина фыркнула, проведя здоровой рукой по едва отросшему ёжику на макушке:

— Ма, я примерно понимаю, что Мисс Вселенная меня сейчас не выберут. Не бойся, это не важно. Я просто должна понять, как выгляжу.

Страха не было. Был только интерес. Хотелось сравнить то, какой она себя помнила до прыжка с балкона, с собой теперешней.

Мама вздохнула и достала из сумки пудреницу.

— Вот, другого нет. Ты — всегда ты. И тебе пойдёт короткая стрижка.

Дина заглянула в круглый глазок маленького зеркала. Один зеленый глаз, обведённый тёмным кругом синяка — больше там ничего не поместилось. Она покрутила зеркальце так и эдак и разочарованно вернула обратно.

— Сфоткай меня?

Мама нахмурилась.

— Давай, ма!

Фотография получилась не сразу — у мамы дрожали руки. Дина видела, что ей страшно, и знала — почему. Чувство вины подкралось, намереваясь вцепиться в горло спазмом, но она не позволила. Всё, что они с мамой могли сказать друг другу, было сказано ещё неделю назад. А когда пришёл папа, и Дина, заливаясь слезами, начала извиняться опять, пришлось даже позвать доктора. Вот тогда они и решили перевернуть страницу. Не забыть, нет, просто отпустить и не мучить друг друга. Начать новую жизнь.

Она долго разглядывала бритую, похожую на мальчишку незнакомку на фото. Решила, что форма черепа не так и плоха, шрам надо лбом со временем закроет чёлка, а вот тени под глазами никуда не годятся. Мама ждала, не сводя с Дины напряженного взгляда.