Генеральная пауза. Умереть, чтобы жить

Нечего бояться. Что такое короткий прыжок перед перспективой слышать за спиной «О, ужас!» — всю жизнь?

…тридцать… Равнодушно, без тени отчаянья, Дина разжимает руки, отпуская холодные полоски перил, и небо переворачивается. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее ей навстречу несётся синий тент, которым обтянут кузов грузовика, неспешно сдающего задом к подъезду дома, прямо под балконы чёрного входа.

— О господи! — воскликнула Дина и рухнула на колени. Ладони больно впечатались в острые обломки гранитного крошева. — Алекс, я умерла!

Она раскачивалась вперёд-назад, невидяще глядя перед собой, и повторяла:

— Я сделала это! Я себя убила! Какая же я дура! Я умерла…

— Ещё нет! Вставай, Динка, нам нужно бежать. Осталось совсем немного…

Темнота наступала со всех сторон. Солнце почти утонуло в чёрной воде. Исчезли вечерние тени, поглощённые густеющей на глазах Тьмой, эта Тьма уже не шептала — трубила. Хрипло и страшно: «Ар-р-рш, а-архша! Шар-рахш!». Она шевелилась, вздымалась волнами, переваливаясь через парапет, но Дина внезапно лишилась страха перед этим чудовищем. Теперь она вспомнила всё. Теперь она поняла того человека. Теперь она знала, почему ей не позволено вернуться… Дина повернулась к Алексу. Брезгливое изумление заставляло кривиться губы.

— Я спрыгнула с балкона седьмого этажа, того самого, на чёрной лестнице… Сама.

— Вставай! — заорал он, не слушая, и рванул её за шиворот неожиданно грубо и сильно. Тьма крутилась уже у самых ног, выхлёстывая из воды. — Беги! Ты должна вернуться! — прикрикнул он и добавил уже тише: — Пожалуйста.

Разъём железной молнии остро впился в нежную кожу под челюстью. Боль немного отрезвила девушку. Если она сейчас сдастся, то всё, что она поняла и узнала о себе, окажется никому не нужной, бесполезной ерундой. Тот коротенький путь, который она так глупо оборвала, станет единственным и окончательным портретом её запутавшегося, нелепого «я», ничего, кроме горя для родных людей, не оставившего после себя… Холод коснулся правой руки. Мягко, вкрадчиво, почти ласково. Потянул в сторону, обвивая кисть. Дина встрепенулась, вскочила на ноги, отдёргивая руку с онемевшими кончиками пальцев. Вот это оно и обещало — холод, онемение, отсутствие боли и сомнений. Пустоту. Небытие.

Внезапно она ощутила такое презрение к собственной слабости, что к горлу поднялась едкая желчь тошноты, и она выплюнула её вместе со словами:

— Да. Я успею! Я должна всё исправить!

Дина схватила Алекса за руку и первой рванулась навстречу исчезающей на глазах полоске оранжевого света вдоль горизонта. Он бежал рядом, возле самого плеча, а позади разочарованно шипел чернильный мрак, распуская кольца призрачных щупалец:

— Архш-ш-а… А-А-АРХШ…

— Дина, я должен тебе сказать, — слова Алекса обрывались, как и сбивчивое дыхание, — ты самая лучшая девушка…

Последний луч ударил ей прямо в глаза, ослепив невероятно ярким сиянием. Дина зажмурилась, продолжая бежать, и внезапно почувствовала, что рука опустела. «Алекс?» — хотела крикнуть она, но что-то мешало. Дина открыла глаза, и тяжёлые веки тут же опустились снова. Боль была оглушающей. Свет — нестерпимо резким. Но она успела увидеть перепуганное лицо мамы прямо над собой.

— Алекс…

Говорить мешали какая-то трубка, маска. Вместо голоса получился лишь сдавленный хрип. Лёгкие горели, тело словно залили в бетон, предварительно окунув в кипяток, но она была жива! Дина с облегчением выдохнула и провалилась в черноту.

Часть вторая Глава 1. Консонанс

Консонанс — слитное, согласованное, одновременное звучание различных тонов, один из важнейших элементов гармонии.

Глаза открываться не желали, но Дина слышала всё, что происходило рядом с ней. Чаще всего говорила мама, казалось, она всё время находится рядом. То проваливаясь в забытьё, то выплывая из него — беспомощная, слишком слабая, чтобы удивляться, — Дина цеплялась сознанием за этот родной голос. В целом мире существовали только он и боль, то режущая на куски, то затихающая, чтобы вернуться снова.

Но настал день, когда её привел в сознание кашель. Это было мучительно. Горло разрывалось от спазмов. Горело в груди, а в руке стреляло режущей болью…

Решив, что умирает, Дина в ужасе открыла глаза, заморгала от обилия света, от невозможности разглядеть расплывчатые фигуры, склонившиеся к ней, и захрипела:

— Мама!

— Я здесь, доченька, я здесь! — пробилось сквозь шум в ушах.

Одна из фигур приблизилась, и Дина почувствовала, как кто-то взял её за руку. Непрерывно смаргивая слёзы, Дина силилась понять, что происходит.