Generation Kill

“Контакт с врагом, – говорит Колберт, повторяя слова радиосообщения из наушников. – Броневики LAV передают – впереди контакт с врагом”.

Военная свинья растянулась по шоссе – ближайшая машина примерно в ста метрах перед Хамви Колберта, а самая дальняя от нас – где-то в трех километрах впереди. Автоматические орудия стреляют трассирующими снарядами, по­хожими на оранжевые шнуры. Они расходятся во всех направлениях – оранжевые линии колышутся и подрагивают над окружающим ландшафтом. Другие оранжевые линии, потоньше – от вражеских пулеметов – устремляются в сто­рону броневиков LAV.

Войска иракской Республиканской гвардии окопались в траншеях по обе стороны дороги. Вражеские бойцы вооруже­ны всеми мыслимыми видами переносимого оружия – от пулеметов и минометов до РПГ. Конвой останавливается, когда между Военной свиньей и иракцами впереди начинается перестрелка. Рядом рвутся вражеские мины, падая с неба хаотичным узором. Бойцы разведроты за взводом Колберта открывают огонь из всего имеющегося у них оружия. Это морпехи-резервисты, они приехали в Багдад накануне и состыковались с первым разведбатальоном всего несколько дней назад. Они постарше, многие из них на гражданке – бывалые копы или агенты Управления по борьбе с наркотиками. Это их первый

значительный контакт с врагом, и создается впечатление, что их беспорядочный огонь – в том числе, в направлении Хамви Колберта – вызван паникой.

“Не вижу целей! Не вижу целей!” – повторяет Колберт, перекрикивая орудийный огонь, но капрал Уолт Хессер, стре­лок в башне, который управляет гранатометом Mark-19, открывает стрельбу по ближайшей деревне.

“Прекратить огонь! – орет Колберт. – Полегче, приятель. Ты стреляешь по деревне. Там у нас женщины и дети”.

Резервисты, которые едут за нами, уже забросали небольшое скопление домов у дороги как минимум сотней гранат. В окне одной из хибар светится лампа. Через прибор ночного видения Колберт может различить только группу женщин и детей, которые прячутся за стеной.

“Мы не стреляем по деревне, ладно?” – говорит он. В такие моменты, как сейчас, Колберт часто принимает тон школьного учителя, который объявляет тайм аут во время бешеной драки на игровой площадке. Мины разрываются так близко, что чувствуется, как всплески давления ударяют по Хамви. Но Колберт не позволит своей группе поддать­ся этому всеобщему бешенству и открыть беспорядочный огонь, пока не обнаружит четкие цели или не увидит дуль­ное пламя врага.

По батальонному радио слышится голос Капитана Америки, вибрирующий и потрескивающий, когда он возбужденно передает сведения о возрастающем огне противника. Этот офицер разведки, – который заслужил свое презрительное прозвище из-за нелепых и рискованных выходок, – по радио кажется подростком с ломающимся голосом. “О Боже! – говорит Персон. – Он что, плачет?”

“Вовсе нет”, - говорит Колберт, пресекая вероятную горестную тираду по поводу Капитана Америки. В последние дни Персон словно позабыл свою прежнюю ненависть к таким поп-звездам, как Джастин Тимберлейк, который рань­ше был его любимым объектом для долгих и нудных разглагольствований о том, что не так с Америкой, и теперь жа­луется почти исключительно на Капитана Америку. Недостаток уважения к этому офицеру проявляется среди рядо­вых бойцов настолько, что кое-кто из его собственных людей открыто называет его “засранцем” – иногда прямо в лицо. “Он просто нервничает, - говорит Колберт, и не то чтобы он защищал офицера. – Все сейчас нервничают. Каж­дый пытается делать свою работу”.

Следующие двадцать бессонных часов морпехи из первого разведбатальона и Военная свинья методично продвига­ются вперед по шоссе, едва проезжая пятнадцать километров, пешком прочесывая деревни, взрывая вражеские грузо­вики и схроны оружия, и уничтожая очаги скопления иракских солдат, которые прячутся в траншеях или укрываются в домах мирных жителей.

С точки зрения страха, в его чистом виде, наихудшие моменты сражения происходят после полудня 9 апреля. Внима­ние всего мира приковано к телевизионной картинке американских морпехов в центре Багдада, свергающих массив­ный памятник Саддаму Хусейну. В это же самое время, севернее города, вражеские мины начинают рваться примерно в тридцати метрах от расположения роты Браво.

Когда лейтенант Фик докладывает по радио о минометном обстреле своему командиру, ему приказывают оставаться на месте. “Замрите и умрите, джентльмены”, - говорит сержант Антонио Эспера, бывший агент по изъятию автомоби­лей из Лос-Анджелеса и один из руководителей группы Хамви, которая работает в связке с группой Колберта. Два­дцать два морпеха из взвода сидят в своих машинам с включенными двигателями, согласно приказам, в то время как вокруг них взрываются мины. Разговоры очень редки. Все смотрят на минные взрывы в небе и на окружающих по­лях. Один из взрывов происходит в пяти метрах от Хамви с открытым верхом сержанта Эсперы, и в результате него в земле образуется четырехфутовая дыра.