Генетическая ошибка

– Нет, это не Нонна. Но я знаю об этом. Как ты могла, мама? Как ты могла не сказать мне, что я рискую родить калеку?

– Я хотела! – Мать зарыдала с новой силой. – Но я не могла. Все откладывала и откладывала… пока ты не попала в колонию. Я подумала, что это… это даже лучше, у меня есть тайм-аут. Пойми, это так тяжело для меня.

– Я понимаю. Но и ты пойми! Из-за этого я здесь! Нонна работала уборщицей в роддоме, где ты рожала. Она узнала тебя. И решила избавиться от меня, чтобы я не нарожала ей внуков-уродов.

– Не говори так! – крикнула мать. – Твой брат был вовсе не урод. Он был чудесный малыш, и мы… мы любили его! Я и отец. Мы тогда еще не поженились, Тема родился вне брака. Но Володя принял нас с ним, не отвернулся. Мы делали все, что могли. Все, что только можно было сделать. Но он умер. Ему было пять лет. Через два года родилась ты. Мы посовещались и решили, что ты ничего не будешь об этом знать. Для твоего же блага.

– Спасибо, конечно. Но это было глупо. И безответственно.

– Прости меня. Прости, детка. Я… я по-прежнему его люблю. Своего бедного мальчика. Я помню каждый его вздох.

Марина вдруг поняла, что напрасно винит мать. Все эти годы та продолжала жить в прошлом, в том времени, когда у нее родился сын с поломанным геном. Когда она нашла в себе силы смириться и принять его таким, какой он есть. На большее ее сил уже не хватило.

– Ладно, мам, не плачь. Все хорошо. Возможно, я скоро выйду на свободу.

– Прости меня, – снова повторила мать. – Прости.

– Прощаю.

Марина повесила трубку и вышла из переговорной. Она вдруг вспомнила рассказ отца о трагической судьбе Алексея Михайловича. Есть же такие люди, как адвокат, как ее мать. Раз отдав свое сердце кому-то, они уже не могут изменить этому человеку, будь то любимая женщина или ребенок-калека. Интересно, принадлежит ли к подобному типу Ковалев? Способен ли он любить так преданно и самозабвенно или, как Сергей, сломается при первых же трудностях?

Марина сама себе поразилась. Почему это интересует ее? Какое ей дело до чувств Ковалева, да и есть ли вообще у него какие-то чувства? Может, им двигают исключительно присущая ему жажда справедливости и профессиональный азарт? Она решила не думать больше об этом. Только-только в душе зарубцевалась рана от предательства Сергея. Нет сил надеяться и мечтать. Пусть все идет как идет, как начертано судьбой…

38

Я долго думал, кому первому нанести визит, Нине или Анне, и остановился на Анне. Все-таки она замешана в деле больше Нины. Той и предъявить, по сути, нечего, а Анну за ее действия ждет серьезная ответственность.

Первой, кого я увидел, подходя к подъезду Гальпериных, была моя старая знакомая, та самая злобная старушенция, у которой сын погиб в Афгане. Она сидела на лавочке и сердито бубнила что-то на ухо другой бабке, которая держала на привязи крошечную белую болонку.

– Здравствуйте, – поздоровался я с ней.

Старуха кинула на меня свирепый взгляд.

– Вы меня не узнаете? Я лейтенант Ковалев, приходил сюда, помните?

– Ну помню, – пробурчала бабка. – И что с того? Зачем опять пожаловал? Времени-то сколько прошло.

– Нужно уточнить одну вещь.

Я вдруг подумал, что сам Бог послал мне эту старушенцию. Ведь ее бдительности может позавидовать любой сотрудник госбезопасности. Тут же, словно подтверждая мои мысли, бабка поинтересовалась:

– Какую вещь?

Я достал смартфон и показал ей фотографию Нонны Терентьевны, которую нашел в телефоне у Марины.

– Скажите, эта женщина не приходила к Анне Гальпериной? Может, вы видели их вместе? Или ее одну здесь, возле подъезда?

Бабка взглянула на экран и кивнула:

– Да, видела. Не так давно она приходила к Нюте. Всего разок. Больше ее не было.

– Вы сможете это подтвердить официально?

– Это как? – не поняла старушенция.

– Ну дать показания. Для протокола.

– А кто она такая, эта тетка?

– Это служебная тайна. – Я приложил палец к губам.

К моему удивлению, бабка закивала понимающе:

– Ясно. Подтвердить подтвержу. Если надо, зовите. У меня глаз-алмаз, я ее сразу узнаю.

Я понял, что для нее это настоящее развлечение в тоскливой череде будней, наполненных лишь болтовней на лавочке и хождениями по магазинам.

– Я обязательно свяжусь с вами, – пообещал я бабке и зашел в подъезд, благо он был приоткрыт по случаю жары.

Мне повезло: дома оказался один Павлик. Я с порога продемонстрировал ему фото Нонны.

– Скажи, ты видел эту тетю? Она когда-нибудь приходила к вам?

Он посмотрел на снимок внимательно и серьезно и кивнул:

– Приходила. Она маме деньги приносила. Много, целую сумку.

Я даже обалдел от такой удачи:

– Скажи, ты видел, что это были деньги?

Он кивнул:

– Мама еще ей расписку назад вернула.

– Какую расписку?

– Что она обязуется выплатить ей эти деньги.

– А, ну да, – протянул я задумчиво.

Значит, расписка у Нонны, и она ее давно уничтожила. А жаль. Расписка была бы отличным доказательством Марининой невиновности. Павлик стоял рядом и смотрел на меня каким-то странным взглядом. В его глазах я увидел некое самодовольство и даже торжество.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил я его.