Генезис и структура квалитативизма Аристотеля

Аристотелевское понимание возникновения и уничтожения вещей требует использования его основных философских понятий: с одной стороны, потенции и акта, а с другой – материи и формы. При этом, во-первых, надо также иметь в виду понятия рода и индивида (род сохраняется в возникновении и уничтожении индивидов). У Аристотеля это – универсальные понятия как натурфилософии, так и логики. Во-вторых, необходимо учитывать, что основной, ведущей формой движения природы является круговое, или, точнее, циклическое замкнутое движение. При рассмотрении генезиса важнейшим методологическим принципом выступает аристотелевское требование анализа только ближайших причин возникновения вещей. Применение Аристотелем этого принципа приводит к тому, что в его сочинениях по метеорологии (IV книга) и биологии категория первоматерии отсутствует. Первоматерия нужна ему только там, где рассматривается возникновение самих элементов и их взаимное превращение. В этом случае принцип указания ближайшей причины требует в качестве материальной причины такого субстрата изменения, как первоматерия. Напротив, в IV книге «Метеорологии» и в биологических сочинениях роль субстрата всех анализируемых изменений выполняют сами элементарные первокачества.

Возникновение вещи, по Стагириту, есть переход ее из потенциального бытия в энтелехиальное, т. е. в бытие актуализованной существенной формы данной вещи. Хотя всюду, где есть возникновение какой-либо вещи, есть и уничтожение другой вещи, но обыденный язык предпочитает этого не замечать. Примером игнорирования этой симметричности возникновения и уничтожения служит предпочтение, оказываемое языком выражению «человек умер» перед, казалось бы, симметричным и эквивалентным ему выражением «труп возник». Аристотель не критикует обыденный язык, а, напротив, рационализирует эту его особенность, вводя важную для его мышления характеристику степени реальности, или позитивности, бытия, т. е. вводя иерархический подход в натурфилософию.

Степень позволяет установить иерархию в бытии, но она никоим образом не сводится к ней. Категория степени, присутствующая у Аристотеля еще достаточно имплицитно, связана с такими существенными характеристиками его мышления в целом, как континуализм и финализм. Ее связь с понятием качества не менее существенна. Именно эта связь будет пристально рассматриваться в Средние века, что позволит раскрыть новые возможности для перевода мира качеств на количественный язык. Итак, степень не просто проявляется в построении онтологической иерархии, но она есть мера континуального бытия, мера качества.

«Переход в огонь, – говорит Аристотель, – есть абсолютный генезис, хотя это и есть уничтожение некоторых вещей, а именно земли. В то время как возникновение земли есть определенный генезис и не есть абсолютный генезис, хотя есть абсолютное уничтожение, а именно огня» (там же, I, 3, 318b 3–5). Это означает, что несимметричность языка в вышеуказанном отношении отражает несимметричность элементов, их разный онтологический статус, их определенную иерархию: огонь – сущее, земля – не-сущее (318b 8). Огонь – позитивнее, реальнее, выше по степени реальности, по совершенству, чем земля. Это различие огня и земли, относимое самим Аристотелем к Пармениду, является онтологическим и ценностным, в основу которого положена мера близости стихии к звездному бытию. Естественно, что такой онтологический и космологический иерархизм непосредственно влияет и на теорию элементов Аристотеля. Это влияние обнаруживается в двойственном статусе превращений элементов по отношению к классификации типов движения. Как справедливо отмечает Липпман, статус превращений аристотелевских элементов двояк. Во-первых, они рассматриваются как превращения общего субстрата (первоматерии). В этом случае эти превращения квалифицируются как качественные изменения. Во-вторых, «при случае, – говорит Липпман, – они объясняются как возникновение и уничтожение» [86, с. 141].

Подобный иерархизм в отношении к элементам не свободен от мифологической традиции. У Эмпедокла четыре элемента прямо идентифицировались с мифологическими персонажами. Хотя у Аристотеля такого прямого отождествления нет, однако влияние олимпийской иерархии на структуру отношений элементов в какой-то степени сохраняется. Позитивность, реальность, интенсивность чувственного наличия – это определения сути бытия, его энтелехиального состояния. Они же являются поэтому признаками абсолютного возникновения вещей: ведь генезис любой вещи есть реализация ее энтелехии (существенной формы). Заметим только, что интенсивность чувственного наличия, согласно Аристотелю, может выступать основанием для суждения о генезисе со стороны мнения, а не истины. Однако позиция Аристотеля далека как от апологии сенсуалистической установки обыденного сознания, для которого «чувственное восприятие равносильно знанию» (318b 24), так и от ее полной дискредитации (318b 27).