Качество, однако, сохраняет свое отличие от вещи. Качество может давать имя вещи, но это вовсе не означает, что оно отождествляется с самой вещью. Это различение, вполне четкое, вещи и качества, служащего для образования ее названия, фиксируется, впрочем, видимо, достаточно поздно. С полной определенностью мы его находим у Платона (например: Федон, 103b). Воздействие лингвистического синкретизма на представление качеств в мышлении существенным образом ослабляется благодаря оформлению категории качества: сам факт ее формирования означает обособление специфических качественных характеристик от сущностных определений бытия. Категориальную зафиксированность различения вещи и качества мы с достаточной определенностью находим у Платона, у которого впервые качество выступает как категория, обозначаемая специальным техническим термином ποιότης (Теэтет, 182а). Именно этот греческий термин был переведен Цицероном как
Итак, лингвистической склонности к субстантивации прилагательных и к превращению качества в средство наименования вещей-сущностей конечно же еще недостаточно для объяснения феномена самостоятельно существующих качеств-сил. Видимо, причины этого явления лежат глубже, и для его понимания нужно выйти за рамки лингвистических моделей, безусловно значимых в онтологическом учении о качествах.
Интересно, что в логике, в «Категориях», Аристотель еще допускал возможность говорить о качествах как о субстанциях, правда особого рода, как о сущностях
Рассмотрим более пристально, какое же качество имеет в виду Аристотель, когда говорит о вторичных сущностях. Во-первых, вторичные сущности – это не индивидуальные конкретные вещи (первичные сущности), а обнимающие их виды и роды, причем вид является в большей степени сущностью, чем род (Категории, V, 2b 8). Если с первичными сущностями вопрос о том, что обозначается ими, вполне ясен, то со вторичными сущностями дело обстоит сложнее. Первичные сущности указывают на конкретные индивидуальные вещи. Казалось бы, рассуждает Аристотель, что и вторичные сущности также «обозначают некоторую данную вещь… однако же это не совсем верно – скорее таким путем обозначается некоторое качество; ведь подлежащее [здесь] не одно, как при первичных сущностях, но человек и живое существо высказываются о многих [единичных предметах]. Только вторичные сущности обозначают не просто отдельное качество, как это делает [например] белое: ведь белое не означает ничего другого, кроме качества. Между тем вид и род устанавливают качество в отношении к сущности: они обозначают [указывают на] некоторую качественно определенную сущность» (там же, V, 3b 12–21). Если мы сравним это место с местом из «Метафизики» (V, 14, 1020а 32–1020b 1), то нам станет ясно, что вторичные сущности обозначают качество в первом смысле слова, т. е. качество как «видовое отличие сущности», указывающее на качественно определенную сущность. «Белое» и другие качества этого типа относятся по классификации «Метафизики» (1020b 10) к третьему типу качеств – это физические состояния тел (πάϑη).
Комментируя разбираемое нами место «Метафизики» (VII, 1, 1028а 15–18), Оуэнс подчеркивает различие контекстов анализа проблемы качества в «Метафизике» и в «Категориях», представляющееся, по его мнению, достаточным для объяснения существенных расхождений между этими сочинениями. Рассуждение Аристотеля, пишет Оуэнс, «предполагает, что род или вид не есть “это”, но представляет собой качество. “Категории” показали, что эти универсальные предикаты не являются “этим”,