Наконецъ, я поняла чего мн недостаетъ, понимаете и вы, вы скажете: любви. Ну да, конечно, любви. Только какой! Не влюбленности, нтъ, увряю васъ. Все это казалось мн пошлымъ, ничтожнымъ. Нтъ, мн хотлось найти человка, котораго-бы я могла поддержать, спасти, отогрть. Вотъ какой любви мн хотлось! Вдь, меня никто никогда не ласкалъ, ня баловалъ, не любилъ, и я сама никого не любила. А между тмъ во мн было много любви. Когда я поняла это, только объ этомъ и стала думать. И вспомнилось мн все, что я давно и недавно читала. Вспоминались мн вс т романы, гд именно женщина спасала своей любовью мужчину, поднимала его, была ему врной, надежной опорой, окрыляла его талантъ. Этотъ человкъ, который-бы погибъ безъ нея, вдь онъ длался почти ея созданіемъ, Вс его способности, его творчество, плодотворное творчество, становилось дломъ ея рукъ. Его успхъ былъ ея успхомъ, и она могла законно гордиться имъ!.. Но гд-же мн было найти такого человка?.. Я почти никого не знала. А кого знала въ нашей глуши, да въ Н., все это было совсмъ не то…
И вотъ когда мы въ послдній разъ пріхали въ городъ, я у знакомыхъ на вечер встртила его. Его въ Н. во многихъ домахъ принимали. Сразу онъ мн очень не понравился, но потомъ вышло такъ, что завязался интересный разговоръ. Я сама затронула то, что меня интересовало, что наполняло меня всю. Тогда, на моихъ глазахъ, онъ вдругъ совсмъ преобразился. Если-бы вы знали, какъ горячо онъ говорилъ! Я вслушивалась въ каждое его слово. Потомъ всю ночь не могла заснуть, все думала, думала. Потомъ я еще разъ съ нимъ встртилась, и скоро я поняла, что онъ именно и есть тотъ глубоко несчастный, талантливый человкъ, талантъ котораго остается непонятнымъ и гибнетъ потому, что никто не приходитъ къ нему на помощь, потому что нтъ рядомъ съ нимъ женщины, чтобы любить его, поддержать, поднять на ту высоту, какой можетъ достигнуть его талантъ, если будутъ благопріятныя условія для его развитія…
Она боязливо и вопросительно взглянула на меня.
— Вы не говорите, что это дланно, что это фантазія одна?
— Вы видите, что я только васъ слушаю съ большимъ интересомъ и участіемъ.
Она продолжала:
— Мы съ нимъ встрчались часто, потому что я этого хотла, потому что я искала этихъ встрчъ. Конечно, онъ очень скоро замтилъ чувство, которое меня влекло къ нему…
— Но вы, видали его на сцен? — вырвалось у меня.
— Я видла его всего одинъ разъ. И вотъ этотъ-то вечеръ совсмъ ясно показалъ мн, до чего онъ несчастливъ, до чего нуждаются, и онъ, и его талантъ, въ спасеніи. Давали «Гамлета». Если-бы знали вы только какими исполнителями онъ былъ окруженъ! Это былъ одинъ ужасъ! И, вдь, правду сказалъ онъ сегодня, что дурная игра сотоварищей портитъ игру самаго талантливаго артиста, уничтожаетъ впечатлніе. Все это онъ выяснилъ мн, и я, конечно, видла, что онъ правъ. Онъ не въ своей сфер. Вотъ тогда, въ тотъ день, мы много, долго говорили о путешествіи его по Россіи, о томъ, что онъ долженъ быть свободенъ, но связанъ ни съ какой антрепризой… Тогда и зародилась мысль объ этихъ conf'erences. Я видла недюжинный, самобытный талантъ, а обстоятельства, среда его губитъ! Дать ему возможность выбиться изъ нужды, чтобы ему не надо было подчиняться какому-нибудь грубому антрепренеру, унижать себя игрою съ послдними бездарностями, и онъ будетъ спасенъ, будетъ служить искусству. Да и талантъ получитъ, наконецъ, награду!..
Я видла, конечно, что онъ ужъ не молодой человкъ, что все, что было съ нимъ прежде, не могло на немъ не отразиться. Но тутъ была для меня опять задача: заставить его забыть все прошлое, возвысить его…
Она остановилась, и неожиданныя мною рыданія вырвались изъ ея груди. Я не зналъ, что и длать. Но она сама, такъ-же быстро, отерла глаза и прошептала:
— Ахъ… эти нервы! не смущайтесь… вотъ и прошло… Да… что я говорила? Да, посл «Гамлета» у него было какое-то очень непріятное объясненіе съ антрепренеромъ, и онъ съ нимъ разстался. Потомъ нкоторое время я его совсмъ не видала, хоть и старалась увидать. Потомъ я его встртила… только какого! — отрепаннаго, блднаго… Онъ долго ничего не хотлъ мн говорить, наконецъ, во всемъ признался… въ своей нищет, ужасномъ положеніи… Его надо было спасти… Я нашла то, къ чему стремилась — достойную цль жизни. Тогда мн ничего больше не надо было… Я чувствовала себя счастливой… Я думала только о немъ… Черезъ мсяцъ мн минулъ двадцать одинъ годъ, я стала совершеннолтней. У меня въ рукахъ были тридцать тысячъ, оставленныя мн отцомъ… Я убжала съ нимъ… мы обвнчались… этому на дняхъ годъ… и вы видите, — упавшимъ голосомъ закончила она:- я ничего не достигла, ничего не сумла сдлать… я сказалась слабой, непригодной для своей задачи…
Я былъ совсмъ разстроенъ, и меня начинало одолвать то нервное раздраженіе, мучительно возрастающее съ каждой секундой, отъ котораго я и пріхалъ сюда лчиться. Меня такъ и охватило возмущеніе противъ этого, храпвшаго въ сосдней комнат, пьянаго «генія».
— Боже мой, какъ вы несчастны! — воскликнулъ я:- вамъ ни дня, ни минуты нельзя оставаться въ этой затхлой, безнадежной тюрьм! Вамъ надо спасаться, иначе вы погибли…