Гений

Тяжёлый гул земли в него проник,

И сердце вдруг в груди затрепетало,

И он от удивления притих,

Происходящему вокруг внимая.

Над ним пронёсся беспокойный вихрь,

К земле деревья грубо пригибая.

Зашелестели листья, а затем

Земля заколыхалась, зашаталась.

У статуи стоял он, между тем

Вдруг статуя сама к нему прижалась.

Отпрянул от неё в испуге он

И быстро прочь пошёл аллеей сада.

Так в жизни был впервые удивлён

Случившимся, беспечный Александр.

И чувствуя себя нехорошо,

Был возбуждён он этим тем не менее.

Землетрясение произошло —

В Москве весьма редчайшее явленье.

XXV

Двенадцатый лишь год – короткий срок

Для жизни, просыпающейся только,

Но он уже не чувствовать не мог

Разлуки боль. Как острая иголка,

Она вонзалась в сердце – первый раз

Он покидал родных своих и близких,

Семью, тот круг, где жил легко, резвясь,

Не подвергаясь никакому риску.

Исчезли вдруг все горечи обид,

Которые ещё вчера терзали.

Уже душа, как прежде, не хранит

Наивные и грустные печали.

Уже забыл он поучений смысл,

Родительских премудрых наставлений.

Его ждала совсем иная жизнь,

Живое, бурное, лихое время.

Но, оставляя детство позади,

Не сожалел он об утратах ранних,

Тех милых дней, чьи яркие следы

Готовы скрыться в пелене тумана.

В столицу, в Петербург душа рвалась

Не просто из-за прихоти беспечной.

С ровесниками из иных пространств

России ждёт там Александра встреча.

XXVI

Откуда, кто они, где каждый рос,

Друзьями будут ли все Александру?

Ответить очень трудно на вопрос.

Сначала всем им повстречаться надо.

Таил загадку каждый лицеист.

А их в лицее собралось немало.

Так изменила их в дальнейшем жизнь,

Такие испытания их ждали,

Что трудно было в юные года

Предположить их будущее смело.

Все дружбе были преданы тогда,

Посвящены все были яркой цели,

Стараясь смысл явлений всех понять,

Стремясь к свободе, истиной владея.

Но позже жизнь заставит выбирать

Кем стать, как жить, каким служить идеям.

Рассеет время юности порыв,

Иные мысли в голове созреют,

И он, себя свободе посвятив,

Кто друг ему, кто враг поймёт позднее.

ЛИЦЕЙ

I

Лицей, он государству нужен был.

В те дни мужей великих не хватало.

Царь поддержал, открыл, благословил.

И многие дворяне пожелали

Подросших сыновей определить

К царю поближе, веря в перспективы,

Чтоб славу прошлую восстановить

И в будущем потомков осчастливить.

И вот уже везут со всех сторон

Всех недорослей, тёмных, робких к свету.

Один лицей на всю страну, но он

Соперничать мог с университетом.

Серьёзным, без каких-либо прикрас

И очень строгим был лицей задуман.

Подобран педагогов высший класс

Из самых мудрых и из самых умных.

И среди них Куницын первым был,

Свободы зёрна сеющий незримо.

Всем сердцем Александр полюбил

Его – за правду, дух неукротимый.

II

Итак, свершилось – принят был в лицей

Сын дворянина, Александр Пушкин.

Не сразу он нашёл себе друзей.

Но первым другом для него стал Пущин.

Легко и быстро вдруг они сошлись

И, к остальным приглядываясь долго,

Друг другу в вечной дружбе поклялись.

По вечерам беседовали много.

Мир познавая, жизни бытие,

Осмысливали медленно, но верно.

Однообразным было житие

Всех лицеистов, вовсе не примерных,

Какими видеть их хотел бы царь.

И всё ж они охотно все учились,

Почувствовав в себе особый дар,

Дар осмысления, как божью милость.

И Александр весь был увлечён

Учением и к тайнам жизни рвался.

Историей, литературой он,

Поэзией всё больше увлекался.

III

Учеником способным, первым был

Средь лицеистов Горчаков, легко он

Прочитанное в памяти хранил

И лекции профессоров всех помнил.

За что они, конечно же, не зря

К нему все очень были благосклонны.

Хотя не все, с него пример беря,

Учились пылко, ревностно, достойно.

Проказники Данзас и Броглио

Учению не отдавались шибко.

И Александр юный, мог ли он

Ответить педагогу без ошибки,

Когда отдавшись собственным мечтам

Или стихам, грызя упорно перья,

Преподавателей не слышал сам

И, может быть, их лекциям не верил.

Не все из них суть правды им несли.

Разборчивы, смышлёны лицеисты —

В сознание своё перенесли

Лишь истинные золотые мысли.

IV

В лицее многие стихи писали.

Так, Ильичёвский, Дельвиг, Кюхельбекер

Себя почти поэтами считали,

Читая вслух свои стихи нередко.

Но Александр… Он не торопился

Вслух оглашать стихи, ещё не веря

В то, что давно он с Музой подружился.

Друзей своих стеснялся он, наверно.

Он не желал, чтобы они смеялись

Над строками его стихов несчастных.

Но мысли Александра всё же рвались

К поэзии, волшебной и прекрасной.

И торопясь, как прежде, к совершенству,

Оттачивая слоги и слова,

Он находил в поэзии блаженство.

От слов и рифм светлела голова.

И вновь его манил неосторожно

Мир новых, тайных мыслей, ярких дум.

Отдавшись одиночеству, возможно,

Он приучал к поэзии свой ум.

V

Но был лицей не очень светлый храм.

И послушание считая главным,

Подслушивали, наблюдали там

За всеми надзиратели упрямо.

Пилецкий – главный надзиратель, он

Знал всех питомцев, все их разговоры,

Подкрадываясь тихо, как шпион,

До келий их и даже до уборных.

Запоминал любое слово, знал,

Кто дружит с кем, о чём ведут беседы.

Свободно думать, мыслить он мешал,

Про все события лицея ведал.

Быть в курсе дел всех он спешил не зря,

Своей повадкой хитрой всех тревожа.

Его боялись и профессора,

И, может быть, и сам директор тоже.