— Помогите, пожалуйста! — восклицает он дрожащим голосом. — Выпустите меня отсюда, пожалуйста, выпустите!
Его слова ранят сердце. Может быть, то же самое происходит сейчас с Иденом, он в ужасе, он ослеп, ждет в каком-нибудь темном вагоне, когда я его спасу? Необходимо вызволить мальчика. Я прижимаюсь к цилиндру и говорю:
— Постарайся успокоиться, малыш. Ты меня слышишь? Не паникуй. Как тебя зовут? Из какого города твоя семья?
По лицу мальчика текут слезы.
— Меня зовут Сэм Ватанчи, моя семья живет в Хелене, штат Монтана. — Он яростно трясет головой. — Они не знают, где я. Вы можете им сказать, что я хочу домой? Вы можете?..
Ничего я не могу. Я совершенно беспомощен, черт меня побери. Мне хочется пробить металлические стенки вагона.
— Я сделаю, что смогу. Как открывается этот цилиндр? — снова спрашиваю я. — Если я его открою, ничего не случится?
Мальчик лихорадочно показывает на другую сторону цилиндра. Я вижу, как он изо всех сил сдерживает страх.
— Ладно… ладно. — Он замолкает, пытаясь думать. — Ничего не должно случиться. Там есть какая-то штука, на ней что-то набирают. Я слышу, как оно пикает, а потом труба открывается.
Я бросаюсь к месту, на которое он показывает. То ли у меня разыгралось воображение, то ли я и в самом деле слышу топот бегущих ног.
— Тут что-то вроде стеклянного экрана, — говорю я.
По нему тянется красная надпись «ЗАПЕРТО». Я стучу по стеклу. Глаза мальчика реагируют на звук.
— Есть какой-то пароль? Ты его знаешь?
— Я не знаю! — Малыш вскидывает руки, рыдания искажают его слова. — Пожалуйста, только…
Черт побери, он так напоминает мне Идена. От его рыданий в моих глазах собираются слезы.
— Ну-ну, — успокаиваю его я, пытаясь говорить уверенным тоном; нужно владеть собой. — Подумай-ка. Еще эту штуку как-нибудь открывали, кроме как паролем?
— Я не знаю, — качает он головой. — Не знаю!
Представляю, что сказал бы Иден, будь он на месте этого мальчика. Он бы сказал что-нибудь техническое, он ведь маленький инженер и всегда думает, как инженер. Например: «Есть у тебя что-нибудь острое? Попытайся понять, как это открыть вручную».
Так, спокойнее. Я беру нож, который всегда ношу на поясе. Я видел, как Иден разбирал всякие гаджеты и перемонтировал внутри проводки и схемы. Может, и мне попытаться?
Я помещаю лезвие в крохотную щель в кромке панели и осторожно нажимаю на нее. Ничего не происходит, и я давлю сильнее — лезвие сгибается. Не получается.
— Слишком плотно посажено, — бормочу я.
Если бы здесь была Джун. Она бы в два счета сообразила, как работает замок. Мы с мальчиком на несколько мгновений погружаемся в молчание. Он роняет подбородок на грудь, его глаза закрываются. Он знает: открыть цилиндр невозможно.
Я должен его спасти. Должен спасти Идена. От отчаяния хочется кричать.
Нет, дело тут не в воображении, я слышу топот бегущих солдат, они приближаются. Вероятно, проверяют вагоны.
— Поговори со мной, Сэм, — прошу я. — Ты болен? Что с тобой делают?
Мальчик вытирает нос. Свет надежды на его лице уже погас.
— Кто вы?
— Человек, который хочет тебе помочь, — шепчу я. — Чем больше ты мне расскажешь, тем легче мне будет разобраться.
— Я уже не болен, — тараторит Сэм, словно понимая, что наше время истекает. — Но они говорят, у меня что-то такое в крови. Называют спящим вирусом.
Сэм замолкает, задумывается.
— Они дают мне лекарства, чтобы я опять не заболел. — Он трет слепые глаза, беззвучно умоляя меня спасти его. — На каждой остановке мне делают анализ крови.
— Ты знаешь, в каких городах уже побывал?
— Не знаю… Слышал раз название Бисмарк… — Голос мальчика смолкает, он задумывается. — Янктон…
Оба — прифронтовые города в Дакоте. Я думаю о транспорте, в котором его перевозят. Вероятно, здесь поддерживается стерильная среда, чтобы люди могли заходить и брать кровь на анализ, а потом смешивать ее с каким-нибудь активатором спящего вируса. Трубки в его руках, вероятно, предназначены для питания.
Я думаю, его используют как биологическое оружие против Колоний. Его превратили в лабораторную крысу. Как и Идена. Мысль о том, что и моего брата вот так возят, грозит парализовать меня.
— Куда тебя повезут дальше? — спрашиваю я.
— Я не знаю! Я просто… хочу домой!
В какое-то место близ границы. Я могу только догадываться, сколько еще таких детишек катают туда-сюда вдоль линии фронта. Представляю Идена, свернувшегося в таком же вагоне. Ребенок плачет, но я заставляю себя оборвать его:
— Послушай меня… ты знаешь мальчика по имени Иден? Слышал когда-нибудь это имя?
Он только громче рыдает.
— Нет… я не… знаю, кто…
Дольше нельзя здесь оставаться. Мне не без труда удается оторвать глаза от мальчика. Я бегу к раздвижным дверям вагона. Топот все нарастает — солдаты теперь на расстоянии максимум пяти-шести вагонов. Я кидаю последний взгляд на Сэма:
— Извини. Я должен идти.
Эти слова убивают меня.
Мальчик заливается слезами. Стучит кулачками о толстое стекло цилиндра.
— Нет! — Голос его срывается. — Я сказал все, что знаю. Пожалуйста, не оставляйте меня!