Гений

Мы замедляем подъем. Рев двигателей становится оглушающим. Наконец мы устремляемся вперед. Мир несется на нас, давление в голове растет по мере того, как Каэдэ набирает скорость. Вдруг она разражается ругательствами, и почти сразу трескучий голос заполняет кабину:

— Пилот, вам приказано немедленно посадить самолет.

В голосе слышится нервная нотка. Вероятно, нас преследует другой самолет.

— В противном случае мы открываем огонь. Приземляйтесь немедленно, или мы открываем огонь.

— За нами лишь один истребитель. Давайте-ка разберемся с ним. Ну-ка, ребята, держитесь крепче.

Каэдэ закладывает крутой вираж, и я чуть не теряю сознания от перегрузки.

— Ты жива? — кричу я Джун.

Она говорит что-то в ответ, но за ревом двигателей я не разбираю слов.

Каэдэ неожиданно выдергивает рычажок и переводит штурвал в крайнее положение от себя. Голова бьется о стенку кабины. Мы разворачиваемся на сто восемьдесят градусов менее чем за секунду. Я вижу самолет, летящий с ужасающей скоростью прямо на нас. Инстинктивно вскидываю руки.

Даже Джун вскрикивает:

— Каэдэ, смотри…

Та открывает огонь. Стрелы яркого света устремляются от нашего самолета к самолету-преследователю. Двигатели подбрасывают нас вверх. Позади слышится взрыв — преследователь поражен в топливный бак или в кабину.

— Пускай теперь попробуют за нами угнаться, — кричит Каэдэ. — Мы далеко впереди, а линию фронта они вряд ли пересекут. Я выжму из этого корыта все, что можно, — через две минуты будем в Республике.

Я не спрашиваю, как она собирается пересечь фронт, чтобы нас не сбили.

Я смотрю сквозь стекло на высокие здания Колоний внизу и, оседая в кресле, не могу сдержать вздоха. Сверкание огней, светящиеся небоскребы — отец только и твердил о них в те редкие вечера, когда мы его видели. Издали вид великолепный.

— Что скажете, недаром я жгу топливо? — усмехается Каэдэ. — Дэй, мы летим в Денвер?

— Да, — отвечаю я.

— И какой план?

Голос Джун все еще слаб, но я слышу в нем жгучее желание, предчувствие революции. Она понимает: во мне произошли перемены.

Я ощущаю странное спокойствие.

— Мы направляемся к Капитолийской башне, — отвечаю я. — Чтобы объявить о поддержке Андена и Республики.

Джун

Две минуты — и мы на границе Республики. Это означает, что при нашей скорости (явно больше восьмисот миль в час; мы все почувствовали резкую перемену давления, когда преодолели звуковой барьер, — ощущение такое, будто тебя вытаскивают из глубокого болота) мы всего в двух-трех десятках миль от линии фронта и в нескольких сотнях миль от Денвера. Дэй рассказывает мне обо всем, о чем сообщила Каэдэ, — о Патриотах и об истинных намерениях Рейзора, об Идене, о решимости Конгресса устранить Президента. Обо всем, что я поняла сама, и еще больше. Мое сознание было затуманено, когда мы вырывались из палаты и пробирались наверх. Теперь благодаря холодному воздуху на крыше и скоростным маневрам Каэдэ я могу четче просчитывать варианты.

— Приближаемся к линии фронта, — говорит Каэдэ.

И в тот же миг я слышу далекие взрывы. Звук приглушенный, но мы, вероятно, находимся на высоте в несколько тысяч футов, и при этом ударная волна каждого взрыва доходит до нас. Самолет взмывает вверх, и меня прижимает к сиденью. Каэдэ хочет подняться на максимальную высоту, чтобы оказаться вне зоны поражения наземных средств. Я заставляю себя дышать глубоко, спокойно, а мы все набираем высоту. Уши постоянно закладывает. Я вижу, как Каэдэ пристраивается к эскадрилье самолетов Колоний.

— Скоро мы от них оторвемся, — бормочет она. В ее голосе слышится боль, — видимо, дает о себе знать ее рана. — Держитесь.

— Дэй? — удается выкрикнуть мне.

Я ничего не слышу, и мне даже начинает казаться, что он вырубился. Потом слышу его:

— Я здесь.

Голос звучит отстраненно, он словно с трудом сохраняет сознание.

— До Денвера несколько минут лету.

Самолет опять выравнивается. Я смотрю через стекло кабины на скопления облаков далеко под нами, и у меня перехватывает дыхание: в небе, словно миниатюрные кинжалы, парят воздухолеты, вытянувшись в линию до самого горизонта. У кораблей Колоний золотая черта вдоль хребтов, она видна даже с такой высоты. Перед ними широкая полоса воздушного пространства, по которой в одну и в другую сторону носятся светящиеся стрелы, сопровождаемые клубами дыма, а по другую сторону — ряды воздухолетов, которые я легко узнаю. Республиканские корабли с кроваво-красной звездой на боковине. Истребители мечутся в воздушных боях вдоль всей линии фронта. Мы, вероятно, не менее чем в пяти сотнях футов над ними, но я не уверена, что это безопасное расстояние.

На пульте управления перед Каэдэ загорается сигнал тревоги. В кабине раздается голос:

— Пилот, вам не разрешены полеты в данном пространстве. — (Голос мужской, акцент колониальный.) — Это не ваша эскадрилья. Приказываю вам немедленно приземлиться на полосе «Дескон» — девять.

— Отказ, — отвечает Каэдэ, направляя наш самолет вверх.

— Пилот, приказываю вам немедленно приземлиться на полосе «Дескон» — девять.