— Я не об этом, о возвращении на участок пути, назовем его «запретным».
— Не стоит возвращаться?! Это еще отчего?
— Дэвида там нет и не было.
— Пожалуста, объяснись, — нахмурился я, — Мне не нравятся столь странные заявления. На основании чего ты столь уверена?
— Сейчас, — пробормотала капсула, извлекая какой — то предмет из обрамления визора. Это был лист металлической фольги размером с почтовую открытку. Капсула объяснила:
— Еще до того, как мы подобрали Эву и Свету, я решила подстраховаться. Это устройство совершенно не зависит от меня, работает как приемник отраженного луча и настроено регистрировать все пси-спектры. Вот, убедись, записи моего отраженного луча, луча Драйвера, эта непрерывная черная линия от работающей в тебе имплантированной псионовой машинерии, вот всплеск спектров, в том числе поданный Светой пси — импульс. Дэвид, то есть его импланты имеют характерный спектр излучений, близкий к твоему. Если бы мы находились в одной вселенной с ним, то черная отметка появилась бы за красной чертой, отделяющей своеобразное «поле». Вот, убедись сам. Записи очень мелкие, смотри их в увеличении.
— Дай стократную лупу, — попросил я, беря в руки «открытку». Кстати, а где гарантия, что он не был отключен, как я?
— Ну…
— Или его память не была уничтожена наподобие твоей?
— Ха! — воскликнула Валькирия, — А отгадай загадку: «Что нельзя стереть, поскольку оно вычитанием да отниманием лишь больше становится?»
— Мне сейчас не до загадок, — пробормотал я, разглядывая тонкие линии на металле через мощную лупу. Валькирия вздохнула:
— Хорошо. Помнишь, на Террис существовала технология записи информации путем прожигания дырок в периодической электронной стуктуре?
— Было такое от бедности, — кивнул я, — Называлось «масочное постоянное запоминающее устройство», ну и к чему ты это вспомнила?
— А к тому, что мой приборчик тоже прожигает на себе информацию, когда она есть! — воскликнула Валькирия, — А ответ на загадку такой: дырка.
На проверку записей ушло немного времени. Через каких-то пять минут я просмотрел все и разочарованно отбросил аппаратик от себя. Валькирия подхватила его и спрятала на прежнее место, пока я принимал старое полулежачее положение.
— Нич-чего не понимаю, — сказал я, принимая поданный Валькирией кофе, — Если там нет Дэва, то какого хрена?! Ради чего, боже мой?
Валькирия промолчала. Я вздохнул, глотнул горячий, сладкий и крепкий напиток, пожал плечами:
— Знаешь, я немного подремлю, а то совсем выбит из колеи. Драйвер может и подождать.
— Вот уж кто ничего не понимает, так это я, — призналась Валькирия и снова умолкла, а я неожиданно уснул. Я проспал примерно час, и проснулся несколько освеженный, но с гадким привкусом во рту, согнал его чашей вина и чашечкой кофе, закурил сигаретку и по отраженному лучу перешел на Драйвер. Меня встретили темнота и тишина. Меч Гакко, который я прихватил с собой на всякий случай, мягко высвободился из-под локтя, всплыл в середину корпуса и осветил его своим ровным белым сиянием. Я огляделся.
Драйвер имел жалкий вид — ободранная мягкая обшивка, неработающий визор, блокированные интеллекты. Юри кучкой черных тряпок валялась неподалеку от раскрытого синтезатора, Эвы не было видно. Я открыл машинное отделение, чтобы активировать юниверскаф, и увидел чарранку — она висела в неестественной позе почти в центре аппаратного отсека, чуть в стороне от главного энергоблока головой вниз. Ноги чарранки запутались в энергоновых протоках, как в сети. Пониженная гравитация, при которой ее волосы начали шевелиться от сквозняка да синие отблески светящихся проток придали ей вид утопленницы.
«Интересно, какого рожна ей тут понадобилось?» — подумал я, залезая на чуть теплый энергоблок и выпутывая ноги Эвы из переплетения светящихся нитей энерговодов.
— Хорошо, что тут низкая сила тяжести, — вслух подумал я, — Не то девица годилась бы только на отпевание.
Через несколько минут я выволок ее из машинного отсека и положил рядом с Юри. Чарранка выглядела намного лучше, она размеренно дышала, ее сердце ритмично сокращалось, так что я пришел к выводу, что у нее обычный обморок. Тельце Юри было почти холодным. Пульс еле нащупывался. Я взял ее на руки и вернулся на Валькирию. Положил девочку в развернутое капсулой операционное поле, попросил:
— Сделай, что можно.
Капсула подогнала к Юри медицину, долго молчала, и лишь после вздоха синтезатора, выдавшего мне заказанный инструмент, сообщила:
— Кто-то пытался сжечь ее мозг. Как и твой. Мне хочется думать, что был некто третий.
Я кивнул. Потом шесть изнурительных часов я пытался не думать о ее словах, приводя искалеченный Драйвер в порядок. Иногда я подходил к Эве и проверял, жива ли она. Ее обморок постепенно перешел в глубокий сон, тогда я перестал за нее беспокоиться и передав дела слегка починенному, еще заикающемуся Драйверу, вернулся в свою капсулу. Там тоже шло на поправку — Юри уже не была столь убийственно черна, ее тело постепенно заряжалось, хотя рассудок еще не настолько оправился от повреждений, чтобы она вышла из забытья.