— Они МОЕГО круга, эти оторвы, уж за это я ручаюсь!
— Ты знаком с ее родителями?
— Хмм… С матерью одной — да. С родителями другой в ближайшем будущем.
— Я спросила про иное, ну да ладно. Будем надеяться на интуицию и человеческое чутье, — сказала бабушка, — Итак, я готова. Где они?
— Недалеко. Я сейчас их приглашу, — соврал я, — Погоди минутку.
— Мне не очень нравятся твои новые манеры, — сказали мне в спину, — И откуда бы эти кожаные «Ливайс», скажи на милость? Ты связался с фарцой?
— Нет, что ты! Я их честно заработал за истекший период, — полусоврал я, — Погоди, я на минутку.
А за входной дверью мня уже поджидали две чертовски эффективные терранки. Та, что поменьше, знакмо пихнула меня локтем и проворчала:
— Ну че остолбенел, идем, что ли?
— Вы там… это, слова подбирайте, — пробормотал я, — А то могут и на дверь указать. Особенно ты, Юри. Последняя проверка: кто вы будете?
— Ева Лендер, — коротко сказала Эва.
— Юля, — хихикнула Юри, — Ну и имячко!
— Смотри, не произноси ни слова об основной работе твоей мамы, — подчеркнул я, — Здесь это не оценят, — толкнул дверь и громко сказал:
— А вот и они! Проходите, девочки!
В проеме дверей показалась бабушка. Как всегда, меня удивила быстрота, с которой она меняет свою одежду. Сейчас на на ней было строгое темное с синеватым отливом платье:
— Друзьям Андрея в этом доме всегда рады, проходите, располагайтесь, а я сварю еще кофе.
Кто знает такого человека, как моя бабушка, с детства, тот с любыми королями будет говорить запросто, чувствуя себя свободно и раскованно. Одев тапочки, мои жены пересекли прихожую и как кошки замерли на пороге гостинной. Я легонько шлепнул по заду Юри, подтолкнул под локоть Эву.
Юри невозмутимо обошла комнату, потрогала музыкальный центр, состроила гримаску и кинула спину в мягкое, обнимающее низкое кресло. Эва прошла к другому из кресел и собранная, присела на край. Я кашлянул и демонстративно глянул на завязанные немыслимым узлом ноги Юри. Она в ответ показала длинный саблевидный язык.
Из кухни появилась бабушка с подносом, на котором имелись четыре чашечки, никелированный старинный кофейник со спиртовкой, извлекаемый из кухонных недр бабушкой только в самых торжественных случаях да еще серебряный кузовок с печеньем. Поставив поднос на стол, она внимательно посмотрела на моих спутниц. Самоуверенность постепенно слезла с лица Юри, и она приняла не такую свободную, но зато гораздо более корректную позу.
— Это мать моей матери, Татьяна Игнатьевна, — начал я процедуру знакомства, — Это Юля…
— И-из Ленингрээд, жить на улиса Торез, — добавила Юри. Я кивнул:
— Юля из Ленинграда, она плохо говорит по-русски, но все понимает.
— Ева Лендер, гражданка Великобритании, — четко, по военному отрекомендовалась Эва, — Живу в Ист-Сайде Лондона.
Бабушка задумчиво взглянула на меня, затем — на Эву. Перебросилась с ней несколькими фразами на английском. Медленно сказала:
— Это действительно правда, что вы — англичанка? У вас странный акцент. Фамилия немецкая, а вот выговор ближе к восточной Азии.
— Это легко объяснить, — пожала плечами Эва, — Мы очень долго мотались по Ближнему Востоку, и это сказалось на языке. Зато вы говорите просто безупречно.
— Было бы странно, если бы после двенадцати лет работы в Лондоне я говорила по-английски плохо — усмехнулась бабушка, — Так что у вас, скажите на милость, за дела с моим внуком?
— Я люблю его, — серьезно сказала Эва, — Это тот человек, который может дать мне счстье и здоровых, крепких, умных сыновей.
— Хорошо, если так, — задумчиво кивнула бабушка, ну а вы, Юля, на каком языке говорите?
— Хо! Мильен язикь и все плохой, — засмеялась Юри, — Когда вас не стремает мой тридиксюрн на этот велики Язика, то я говорить на он. Это есть мое вежливость на Ваше Великолепность.
— Нисколько не стремает, — заверила ее бабушка. Повернулась ко мне:
— А теперь давай начистоту — что с тобой произошло и кто они такие?
— Будем считать, что ты готова к неожиданностям? — нервно улыбнулся я.
— Да готова, готова! Давай колись — где был, что делал и вообще!
— Моя внешность изменилась, — сообщил я и коснулся пластины индигала, специально запрограммированного мной на постепенную смену облика. Одно мое лицо перетекло в другое. И не только лицо. Юри пробормотала без тени акцента:
— «Речь — клевета. Молчание — ложь. Выход за их пределами», так сказал Конфуций.
Внезапно включился музыкальный центр, и оттуда донеслось: