Гении неба

… Когда я очнулся, я лежал лицом вниз и грыз хрустящий, как сахар, песок. Внутренности разламывались от боли, но я уже мог взять себя под контроль:

— Отныне я не дам повода провоцировать себя, — невнятно пробормотал я.

— Что? — с интересом переспросил Тари, и не подумав пошевелиться.

— Шок, — более внятно пробормотал я, — От такого свихиваются, но мне вообще везет.

— Прости меня… — сказала Мани и я почувствовал ее руки на голове, — Прости, я же не знала, что тебе может быть так больно, прости!!!

— Боги простят. А я даже не человек, — выдохнул я. Меня снова трясло от ее голоса. Я не интересовался деталями — кто из них просит прощения, потому что я уже ненавидел их. Обоих. Ненавидел так, как не дано, к счастью, ненавидеть землянину двадцатого столетия. Так, как может ненавидеть только галаксмен, обернув свою ледяную, острую, как старинный титановый меч ненависть любовью. Жалея — до срока. Ничем не выдавая себя. Даже когда придет пора.

— Прости…

— Все хорошо, — безжизненно пробормотал я, — все великолепно.

И при этом подумал про себя: «Тебе не удалось убить меня. Ну, уж я не упущу своего часа».

По телу прокатилась последняя судорога боли, и наконец-то полегчало. Я медленно сел, повернулся к жене, отвалив по-идиотски челюсть, покрытую смесью крови, песка и слюны и посмотрел в ее очень разные глаза. Она содрогнулась. Та она, которая была внутри, профессионал, поняла, что мирное разрешение конфликта никогда не станет возможным, даже если нам предстоит биться в одной армии. Она не была дурой. Похоже, теперь ее не очень занимали подробности группенсекса в караулке. Так и оказалось на деле. Когда я утерся и холодно позволил продолжать, она торопливо рассказала, что утром ее вышвырнули в помойную яму, токуда она не помня себя от горя выбралась и поспешила уйти из города. И все такое. Я смотрел в мерно открывающийся рот, медленно отплевывался от песка и думал: «Ты многосмертна, но я буду искать тебя и убивать. Мучительно убивать раз за разом, пока не убью навсегда».

— Тебе очень плохо? — сочувственно спросила она, — Может, выпьешь чего-нибудь?

— Ты умница, мне не хватает доброй порции кофе с коньяком. И, конечно, сигареты, — улыбнулся я, думая: «Я буду ласкать тебя, я получу от тебя величайшие удовольствия, которые способен получить от женщины галаксмен, я буду упреждать каждое желание и копить ненависть. И однажды я получу свое, за каждое — особо».

Мани уже заказала все мне необходимое, но тут Тари приоткрыл глаза и повернулся к ней. Я с облегчением вздохнул:

— Все хорошо, что хорошо кончается.

Она поняла двусмысленность и тревожно вскинула на меня глаза, но я улыбнулся, поцеловал ее и сказал:

— Я весь в песке, отпусти меня искупаться. Я хочу побыть там один. А у моего драконодруга к тебе уже, наверное, есть пара вопросов.

— Есть, — подтвердил Тари.

— Кто я, чтобы возражать Вам? — прошептала она. Я снова улыбнулся:

— Тогда я пошел. Тари, развлеки гостью в мое отсутствие… Валькирия!

И я уже стоял на берегу озера. Капсула озабоченно пробормотала:

— Ты в порядке? Как твои рефлексы?

— Нормально.

— Боже, что с вами творилось! — вздохнула она, — Знаешь, я уже хотела вмешаться, но дракон бездействовал, и я тоже не стала лезть. Ограничилась непрерывным контролем функций твоего организма, чтобы вовремя реанимировать.

— Чертово восприятие, — проворчал я, влезая в кристально чистую воду, — Я чуть не свихнулся. Ух, хорошо-о!!! И червяк… Тьфу! Еще советовал жалеть эту садистку!

— Может, кокнуть ее? — спросила Валькирия непринужденным, светским тоном. Я рассмеялся и покачал головой:

— Не понимаешь. Ты, неисправимая гуманиска, именно гуманиска! Пойми, я не имею морального права теперь ее отпустить.

— Я сказала кокнуть, а не отпустить, — ворчливо поправила меня Валькирия.

— Это одно и то же. Говорю же, что ты не понимаешь! — разозлился я, — Она же теперь ждет этого, как избавления, думает, небось: «только бы полегче да поскорей» или что-то в этом роде. Не-ет, Валькирия, кокнуть, как ты неизящно выразилась, ее рано.

— Боже, с кем я связалась, — вздохнула капсула, — Ты от всякого носителя разума перенимаешь все плохое или выборочно, от наиболее гнусных экземпляров?

— Отнюдь, — сказал я, отряхиваясь на берегу, — Но для обыкновенной безопасности мне нужно привить ей рвотный рефлекс на свою особу. Иначе ее снова кинуть убивать меня, просто в другом теле и с опытом неудачной попытки сделать это.

— И теперь ты собираешься поразвлечься пытками?

— Отнюдь нет, — холодно возразил я, — Но я не хочу, чтобы она в следующий раз преуспела в своем начинании убить меня. Между прочим, «убить» означает именно убить насмерть.

— Догадываюсь, что это не принято, — нерешительно проскрипела капсула, — Но ты мог бы попытаться договориться, заключить соглашение…

— Невозможно, — усмехнулся я, — Ведь тут дело посерьезней, чем дележ жевачки.