Если бы Артем знал ответ на этот вопрос! Прочитав статью, они с Денисом сразу же позвонили в редакцию. Но оказалось, что по этому телефону сидит уже другая организация, а журнал куда-то съехал, а потом и вовсе закрылся.
– Не знаю, он больше не выходит, – пожал плечами Артем.
– Это ещё раз доказывает, что их информации верить нельзя. Если бы это было правдой, вокруг этого открытия поднялась бы шумиха. О нем напечатали бы в солидных изданиях, типа "Наука и жизнь". А эти однодневные журнальчики ловят легковерных, придумывают всякую чушь: третий глаз, у собаки пятая нога, биологический робот. Можно писать всякую чушь, они ни за что не отвечают, а потом благополучно закрываются.
– Не все ведь ложь, – стоял на своем Артем.
– Ну и как ты себе представляешь создание биоробота? Человеческий организм настолько сложен, что его не воспроизвести, – сказал Виктор Юрьевич.
– А и не надо воспроизводить. Они берут настоящего человека и переделывают его постепенно. Сначала вживляют в него чип, и у него появляются какие-то особенные способности, как у компьютера.
– Зачем же постепенно? Пускай бы сразу вставляли, – усмехнулся Виктор Юрьевич и благодушно уставился на сына.
Артем был слишком поглощен своей проблемой, чтобы уловить насмешку в голосе отца.
– Наверное, сразу организм не выдержит. А может, пока только отрабатывают технологию.
– И кто же разрешит эксперименты над живыми людьми? – скептически произнес Виктор Юрьевич.
– А они не спрашивают разрешения. Просто переделывают людей, чтобы полностью подчинить их своей воле и заставить их жить в единой сети. Как матрица, – объяснил Артем, вспомнив о виртуальном городе и его зомбированых жителях.
– Теперь все понятно. Фильмов насмотрелся, – рассмеялся отец.
Артем осознавал, что со стороны его объяснения звучат смешно и более чем неубедительно. Нужны были доказательства и он выпалил:
– Кино тут не при чем. Зря смеешься. Вот, к примеру, как бы отнесся к тому, если бы я вдруг стал гениальным математиком?
– Положительно, – улыбнулся отец.
– Нет, я серьезно. Скажем, я считаю, как калькулятор, но при этом потерял какое-то человеческое качество?
– Какое?
– Способность фантазировать.
– К сожалению, тебе это не грозит, и подтверждение этому – нынешний разговор, – вздохнул Виктор Юрьевич.
– Па, я кроме шуток.
– Какие уж тут шутки. Если бы кто-то вставил в тебя подобный чип, я был бы его вечным должником. Ей Богу, с зарплаты бы ежемесячно отстегивал и приплачивал. Два таких достоинства сразу: математический дар и отсутствие чрезмерного воображения.
– Опять смеешься? – обиделся Артем.
– Нисколько. Если бы кто-то придумал, как пробудить в тебе хоть какие-то математические способности, я бы первый проголосовал за такое изобретение.
Все слова были сказаны. Артему расхотелось признаваться в своих способностях. Ему больше вообще ни о чем не хотелось говорить. И тут ему на помощь пришла Вика:
– У Пушкина, между прочим, тоже двойка по математике была, – бойко вставила она.
– Так вот откуда ветер дует, – сказал Виктор Юрьевич. – А я то думаю, что тут за разговоры про гениальность, математику и сочинительство. Признавайся, сочинитель, достукался? По математике будет "неуд"?
– Получу я твою тройку, – потупившись, буркнул Артем.
– Не мою. У меня в свое время по математике пятерки были. Ты не для меня учишься, а для себя. И вместо того, чтобы забивать себе голову всякой фантастикой, лучше бы уроки учил. Тоже мне, Пушкин с матрицей.
Артем стоял, прильнув носом к оконному стеклу. Впереди, за сказочными дебрями заиндевелого леса на морозном окне, перемигивался окнами призрак города. За спиной зиял темный провал комнаты.
Шелест Викиных шагов.
– Прости, я хотела как лучше, – пошептала она.
– Да ладно, чего там. Скрипач не нужен. Главное уметь считать. Пускай при этом будешь зомби, зато гениальным, – с горечью сказал Артем.
– Знаешь, если бы мне предложили стать великим математиком или придумывать истории, я бы выбрала второе.
– Можешь меня не успокаивать. Я же гений, супермен, о котором все только мечтают. Этакий царевич лягух. Это у меня шкурка такая убогая, как будто я пустобрех, а на самом деле я ого-го.
Хорошо, что лампа не горела. Потемки были гуманнее. В темноте можно было не делать "выражение лица". Тьма прощала слабость и разрешала выплеснуть всю накопившуюся обиду и горечь непонимания.
– Нет, правда. Завидую тем, кто умеет сочинять. Я тоже пробовала писать стихи, – призналась Вика.
– Да ну? А чего никогда об этом не говорила? – заинтересовался Артем.
– Они плохие, – смутилась Вика и добавила: – Я хочу, чтобы ты знал, я с тобой. Только, пожалуйста, ничего не скрывай от меня.
– Мне придется снова отправиться в виртуальность, – напомнил ей Артем.
– Знаю. Обещай, что ты не будешь делать этого один. Я хочу быть рядом, – попросила Вика.
– А ты не боишься?
– Боюсь. Но ведь другого выхода нет.