Гении разведки

А Вилли Леман назвал точнейшую дату нападения. Утром в четверг 19 июня 1941 года в посольском кабинете сотрудника разведки Бориса Журавлева, выходящего на связь с «Брайтенбахом», раздалась комбинация из двух звонков. Они различались определенным интервалом и продолжительностью. Такова была договоренность: звонили из двух разных телефонных автоматов, но расположенных близко друг от друга. Эти звонки означали срочный и категорический, безотлагательный вызов на экстренную встречу. На нее мгновенно отправился не заместитель резидента Александр Коротков (так значилось во многих публикациях), а его непосредственный подчиненный Борис Журавлев. Встреча длилась всего несколько минут. Создалось впечатление, что «Брайтенбах» даже забыл о правилах конспирации. Обычно сдержанный, он едва выдавил: «Война. Все решено и бесповоротно. В воскресенье, 22-го. В три утра. По всей линии границы, с юга на север. Объявление будет формальное. Одновременно с первой бомбой. Прощайте, товарищ!» Так что вряд ли после всего этого можно десятилетиями говорить о «внезапности» фашистской агрессии.

Шифрограмма в Москву ушла немедленно, и чтобы придать ей, и без того наиважнейшей, еще более солидный вес, не от резидентуры, а по линии дипломатического представительства. Да, точнейшая дата прямо из гестапо давала почти трое суток Стране Советов на подготовку к отражению атаки.

Когда началась война, Коротков находился в Берлине. И даже в эти дни успел немало. Хотя уже в три часа утра 22 июня здание советского посольства было оцеплено эсэсовцами, почему-то в стальных касках и с карабинами в руках.

Единственным дипломатом, которому по предварительной договоренности можно было выезжать в немецкий МИД в сопровождении начальника охраны посольства офицера СС Хайнеманна, был назначен Валентин Бережков — хороший друг Короткова.

Он и помог разведчику вырваться из посольства. Бережков переговорил с Хайнеманном, придумав версию, по которой Коротков хочет проститься со своей возлюбленной — красавицей немкой и передать ей подарок.

Возможно, даже вероятно, что эсэсовец с самого начала понимал, что все это — игра. Однако Коротков был в курсе того, что Хайнеманн, руководивший охраной посольства уже два года, не проявлял неприязни к советским, охотно с ними беседовал. Так что был шанс, что он игру примет. Коротков деликатно переговорил с ним, предложив оставить в распоряжение эсэсовца свои накопления. Ведь при депортации из Германии советским гражданам разрешалось захватить с собой лишь чемодан с личными вещами и одеждой плюс 100 марок. Коротков отдал Хайнеманну тысячу.

Игра была все той же. Но наш разведчик обставил все это красиво, сказав, что пусть уж Хайнеманн на эти деньги оплатит свое парадное обмундирование, все равно пропадать его маркам. Дважды 22 и 24 июня немец вывозил Короткова в город, высаживая где-нибудь около метро. Часа через два подбирал в другом назначенном месте, и они возвращались в посольство. За это время Коротков звонил по телефону-автомату «Корсиканцу» и «Старшине», передавал инструкции, рацию, шифры, деньги…

Опасно смертельно. Ведь уже шла война, а тут советский разведчик расхаживает по Берлину да еще встречается с агентами. Окажись Хайнеманн провокатором, Короткова не спас бы никакой дипломатический паспорт. Он бы мог запросто навсегда исчезнуть в подвалах гестапо. Ведь формально Коротков все время находился в посольстве. 2 июля, когда советские дипломаты уезжали из Берлина, он попрощался с начальником охраны. Тот дал понять, что понял: «красавица немка» тут ни при чем. «Возможно, — сказал Хайнеманн, — мне придется когда-нибудь сослаться на эту мою оказанную вам услугу. Надеюсь, она не будет забыта».

После войны Коротков пытался разыскать Хайнеманна. Не сумел. В 1942–1943 годах были уничтожены почти все члены «Красной капеллы», жившие в Берлине. Но совершенное ими, Коротковым, другими нашими разведчиками все равно так или иначе приближало час Победы…

Вилли Леман был убит гестаповцами. Оберштурмфюрер СС Вилли Леман на Лубянке проходил сначала как агент А/201, а затем под псевдонимом «Брайтенбах». И, знаете, что поразило лично меня больше всего? До чего же сложна — непредсказуема человеческая судьба. Педант, непревзойденный конспиратор, осторожнейший и опытнейший агент, не позволяющий себе ничего лишнего ни в разговорах, ни в выпивке, был умерщвлен в Доме смерти берлинской тюрьмы Плетцензее в конце 1942 года.