Гении разведки

Взяли Короткова, конечно, не сразу в оперативники, а для начала в хозяйственный отдел комендатуры. Но и для того, чтобы быть принятым в ОГПУ монтером по лифтовому оборудованию и лифтером, потребовалось личное поручительство Вениамина Леонардовича. Поэтому одна из книг бытописателя и исследователя деятельности советских разведчиков Теодора Гладкова о генерал-майоре Александре Михайловиче Короткове и называется «Лифт в разведку». Можно было бы при желании назвать документальную повесть о короле нелегалов и «Корт в разведку».

Подъем по лубянской служебной лестнице был совершен, словно на скоростном лифте. Тут, конечно, помогали и все тот же теннис, и более серьезный футбол, в котором у Короткова все тоже здорово получалось. Но никакой спорт не вознес бы на вершины профессии, если бы не природная смекалка. В 1928-м он уже делопроизводитель, и не где-нибудь, а в Иностранном отделе. А затем в начале 1930-го помощник оперативного уполномоченного, комсомольский секретарь и общественник.

И пошло, и поехало. Вдруг выяснилось, что помимо отличной физической подготовки и сообразительности долговязому новичку быстро даются языки. Немецкий он учил с пожилым носителем языка из Коминтерна, а французский — с милой девушкой Марией Вильковыской, выросшей за границей. Она (как известно, чекисты и представители всех прочих профессий нередко женятся на своих преподавательницах) стала его первой женой и затем верной помощницей в нелегальных странствиях.

Однажды в конце 1990-х довелось мне увидеть и дочь Короткова от первого брака. Настойчивую, как и отец, статную, уверенно отстаивающую собственную точку зрения. Немного за мать обиженную: Вильковыская и Коротков расстались.

Но на первых порах индивидуальное обучение принесло быстрые плоды. И вот фантастика: в 1933-м «Длинный», таковым по понятной причине был один из первых оперативных псевдонимов Короткова, уже нелегал в Париже. Учится в Сорбонне, выдавая себя за австрийца и, чтобы подстраховаться по причине неважного произношения, чешского происхождения.

Как журналист, начинавший со спортивного отдела, я не могу не рассказать, как переживал он за старшего брата Павла, игравшего в составе сборной Москвы на парижском стадионе. 1934 год, наши приехали на рабочую спартакиаду во Францию, и команду собрали, что надо — не совсем из рабочих, а из лучших футболистов столицы. Среди них и Павел Коротков — будущий заслуженный мастер спорта, двукратный чемпион СССР и обладатель Кубка страны в составе московского «Динамо». Небритый (для конспирации) Александр Коротков, сидя в предпоследнем ряду переполненного стадиона, тихо болел за Павла. Вот такая заочная встреча двух братьев, о которой младший поведал пораженному старшему лишь годы спустя.

Жалел ли Александр, что он не на поле вместе с ребятами-футболистами? Думаю, уже нет. К тому времени он — еще не сложившийся разведчик, но зато действующий нелегал, выезжающий, естественно, под чужим именем и в Италию, и в фашистскую Германию, где поддерживал связь с двумя ценными источниками.

В Париже студент пытался вербовать, не всегда удачно, французских офицеров. Одна из вербовок заканчивается плачевно: французы пытаются выяснить, почему юный антрополог, такова, по легенде, будущая профессия студента Сорбонны, так активно интересуется офицерами их Генштаба. Еще не провал, но Короткова выводят от греха подальше из Франции, отправляют в 1935-м на родину.

Где он долго не задерживается. В начавшиеся чистки не попадает и отправляется в Германию по линии нелегальной научно-технической разведки. Добывает образцы нового оружия. И понимает, что война с нацистской Германией абсолютно неизбежна. Его сообщения в Центр доказывают — вооруженное столкновение двух систем лишь вопрос времени.

Во Франции, куда его снова возвращают в 1937-м, он скорее занимается политической разведкой. И еще, об этом известно не доподлинно, а говорится глухо, уничтожением предателей и врагов советской власти. И работа в двух столь противоположных направлениях на удивление складывается. Его коллег по закордонной разведке объявляют шпионами, расстреливают, а Александру Короткову вручают орден Красного Знамени.

Тут следует это такое привычное для кровавых годов «и вдруг». Его вызывают в Москву. Почему-то многие мои герои увольнялись из органов и подвергались репрессиям именно под Новый год. Берия в конце декабря устраивает разнос группе чекистов, публично клеймя предателями. Среди них и ошарашенный Коротков. Все молчат, орденоносец Коротков пытается очиститься от нелепых обвинений. На него смотрят с ужасом: защищать себя вот так публично в этой среде не принято.

И за все за это Короткова «всего лишь» увольняют из НКВД. А могли бы запросто расстрелять, отправить в лагерь. Другие «счастливчики», как, например, ученик и дальний родственник самого Артузова Борис Гудзь, уходили в водители автобуса, молчали, тактично пережидали в преддверии лучших времен.