— Ну, я же не все время в нем, в ящике, прятался. Только в важные моменты, когда мы пересекали границы. Семья, меня перевозившая, была с двумя детьми. Они здорово рисковали. И на судне, плывшем из Англии на континент, было правило: в машине на палубе они оставаться не могли, надо идти в салон. А я остался. Да, лежал там, потом сидел, мог свободно дышать. Когда приехали в бельгийский Брюгге, пришлось снова залезать в ящик.
— Утверждают, будто советская разведка знала, что вы вот-вот должны добраться до Восточного Берлина, и даже помогала вам. Ждала?
— Нет. Это не так. Когда мы доехали до германской границы, я опять ненадолго спрятался. Не знал никто. Но мне повезло.
— Вы — везучий.
— Мы приехали в Берлин, и обстановку в нем я изучил очень хорошо, ведь долго жил там. Подъехали к контрольно-пропускному пункту ГДР, и за полкилометра до него я вышел, поблагодарил друзей, простился. Немного подождал, дошел пешком до немецкой восточной заставы. Обратился к офицеру: хочу поговорить с советским представителем. Начались понятные вопросы: зачем? А кто вы? Я вежливо попросил немца не беспокоиться, вызвать поскорее русского офицера, которому все объясню.
— Вы же хорошо говорите по-немецки. Помогают языки?
— Да. И немец не слишком охотно, но вызвал советского представителя. Пришел молодой человек, которому я сказал, кто я. Он понял, но попросил подождать два часа: «Сейчас глубокая ночь. Завтра утром приду и разберемся». Мне дали комнату. Усталым я был очень. Путешествие оказалось волнующим и долгим. Сразу заснул.
— Заснули? Георгий Иванович, какие же нервы надо иметь!
— И на следующее утро, когда я завтракал, открылась дверь. Вошел человек и сказал: «Это он». Это был офицер внешней разведки Кондрашев. Меня сразу узнал.
— Он закончил службу генерал-лейтенантом.
— Он меня знал, потому что мы вместе работали в Англии. Кондрашев так обрадовался! Он меня взял с собой, и мы поехали в Карлсхорст. Там я пробыл три дня, а потом на специальной машине крупного начальника он проводил меня в Москву.
— Георгий Иванович, вы вспоминали свою жизнь. Чего в ней только не было. А можете сказать, что вы — счастливый человек?
— Да, я — счастливый человек, very lucky man, exceptionally lucky. Но я не верю в жизнь после смерти. В детстве хотел стать священником, но с годами прошло. Как только наш мозг прекращает получать кровь, мы уходим, и после не будет ничего. Ни наказания за то плохое, что сделали, ни награды за совершенное хорошее.
— Вы ощущаете себя исторической личностью? На вашем примере учились целые поколения людей схожей профессии. Филби, вы, Коэны… Не было бы всех вас, история, возможно, пошла бы по-иному. Значит…
— Нет. Все равно я не историческая личность. И знаете почему?.. Нам не дано предсказать, что люди будут думать через 100 лет и какие у них будут отношения к нам, живущим сегодня. Не стоит замахиваться на непредсказуемую историю. Посмотрите, как изменялись отношения к событиям, происходившим меньше ста лет назад.
— Многие в солидном возрасте подводят определенные итоги. О чем можете сказать: это в моей жизни удалось, а вот это — получилось не совсем? Есть ли в чем-то разочарование?
— Я смотрю на мою жизнь, как на одну ситуацию, которая естественным образом вытекает из предыдущей. Это, можно сказать, эволюционный путь. Не было бы одного, не произошло бы и другого, логично вытекавшего из предыдущего. Оглядываясь назад, все кажется логичным и закономерным. Даже когда я оказался в Москве, последовало воссоединение с мамой, с сестрами, потом уже с сыновьями. Интересный период встреч, чуть не 20 лет спустя. Приезд мамы сюда — одно из важнейших событий. Она все это организовала. Причем всегда верила в это. Когда впервые услышала мой приговор — 42 года тюрьмы, вынесенный в Англии, мама взяла два огромных сундука, они до сих пор стоят у нас в московской квартире, и аккуратно сложила туда всю мою одежду, уверяя всех: «Она Джорджу еще пригодится». Как она могла предугадать, что со мной в тюрьме будет? Но уже всего через шесть лет приехала с этими здоровыми сундуками ко мне в Москву. И я эти вещи носил. Даже пальто, в котором я вернулся еще из Кореи. И как долго прожила мама.
— Вы сохранили связь с сыновьями, с Англией. А что для вас Россия? Как вы к ней относитесь?
— Это самые счастливые годы моей жизни. И самые спокойные. Когда работал на Западе, надо мной все время висела опасность разоблачения. Было именно так. Тут, в Москве, я чувствовал себя свободно. Очень важный момент. Как это слово — «перипетии»? Все эти перипетии судьбы привели к чуду. В Англии — связь с детьми и внуками, которые часто ко мне приезжают. Здесь — жена и сын, которые очень любимы. У меня девять внуков. Сын Миша — мудрый человек, мы с Идой его очень уважаем. У них с женой ребенок, а теперь они взяли девочку — родом из Средней Азии, с огромными глазами. Мы все ее так любим.
— Многие разведчики прожили долгую жизнь — Герой России Александр Феклисов ушел в возрасте за девяносто…
— Я его знал, мы бывали в клубе ветеранов.