— Другой Герой России Владимир Барковский до восьмидесяти с лишним играл в теннис.
— И рассказывал мне, что еще и в волейбол.
— Ваш друг Вадим Кирпиченко прожил до восьмидесяти двух. Старейший чекист России Борис Гудзь скончался на 105-м году… Барковский объяснял мне это тем, что мозг разведчика приучен к напряженной работе и не дает человеку стареть. Согласны?
— Может быть, но я бы посмотрел на это по-иному. Не думаю, что деятельность разведчика превращает его в долгожителя. Наоборот.
— Разведка здоровья не прибавляет?
— Не прибавляет. Но и не отнимает. Человек и стал разведчиком, потому что все это — аналитический ум, физическая форма — в нем заложены, он их развивал, достигнув высокого уровня в профессии. Скорее всего, так. Даже когда тебе много лет, можно приятно проводить время. Нет уже прежних стрессов, каких-то забот. Благодаря Службе внешней разведки я материально хорошо обеспечен. Правда, и запросы у меня весьма скромные.
— А какой бы совет вы дали людям вашего возраста?
— Если они захотят меня услышать, то пусть стараются брать от жизни все самое хорошее и меньше обращают внимания на свои года.
— Вы долгими зимними вечерами наверняка слушаете радио, смотрите телевидение. Есть какая-нибудь любимая передача?
— Люблю, когда Ида мне читает. Телевидение? Я почти не вижу. Все на слух. Слушаем «Культуру». Есть фильмы о разведке. Режиссеры снимают, актеры играют, но я сам знаю, что и как было, и все равно не возражаю. Пусть так будет.
— Let it be.
— Yes, let it be. Это мой подход к жизни. Эту песню «Битлз» очень люблю.
— Моя любимая.
— И моя.
— Сошлись. Георгий Иванович, мы с вами ровно полтора часа проговорили без перерыва, а песик, что у вас на руках, сидит, словно слушает.
— Может, ему тоже интересно. А, Плюшка? Любит сидеть на коленях, меня успокаивает.
Попросил Георгия Ивановича подписать два разных издания его «Прозрачных стен».
— Совсем плохо вижу. Поставьте мой палец под название книги, — предложил он. — Чтобы хорошо вышло.
Поставил. И Георгий Иванович вывел: «George Blake».
III. Безвестность — лучшая награда
Разведчик особого назначения
Яков Серебрянский
О Якове Серебрянском, руководителе СГОН — Специальной группы особого назначения, по идее, должно быть известно все, а на самом деле даже в серьезных книгах каждая глава или упоминание о нем сопровождается приблизительно таким комментарием: «О роли Серебрянского, руководившего этой операцией, неизвестно практически ничего». Или: «С этой поездки нелегала Серебрянского в страну Икс до сих пор не снят гриф секретности». И даже срок давности не помогает сорвать этот проклятый, может быть, и вечный, прилипший к разведчику гриф.
Некоторые историки даже саму его фамилию ставят под сомнение. Не было никакого такого Серебрянского, был разведчик Бергман.
— Но это же полный нонсенс, — пожимает плечами мой собеседник. — Отца звали Серебрянский, Яков Исаакович Серебрянский. Возможно, Бергман — это одна из его многочисленных нелегальных фамилий.
И комнатка скромной квартиры пенсионера, бывшего инженера, весьма немолодого Анатолия Яковлевича Серебрянского очень напоминает мини-музей памяти отца. Скорее, нам обоим надо торопиться, иначе опять не успеть и не рассказать о его героической жизни. Сколько раз так уже у меня бывало.
И единственный сын, кто ж еще, должен знать о Серебрянском все или почти все. У Анатолия Яковлевича была сестра, которая родилась в Брюсселе, но она уже умерла.
А у сына — фото, копии самых разных бумаг, фолианты с вырезками и награды отца.
— Я сделал альбом об отце, — показывает мне большущую книгу Анатолий Серебрянский. — Вычертил его генеалогическое древо. Отыскал некоторые документы. Вот 1908 год — первый арест отца. Я столько читал, что его взяли за убийство начальника тюрьмы — ерунда. Или вторая версия — за убийство пяти погромщиков — то же самое, чушь. Арестовали за хранение переписки незаконного содержания, имевшей отношение к тем людям, которые подозревались в убийстве начальника тюрьмы. Вот еще: в 1914 году он в списке нижних чинов, которые были ранены на Первой мировой.