Пришлось долго уговаривать героя простить даму за некомпетентность. И Козлов опять обиделся, но уже на меня: «А зачем нам некомпетентные? Вы бы взяли да подготовили, отсеяли ненужное». С того самого инцидента я жестко правил все вопросы, сочиняемые кинокомпанией. А Алексей Михайлович перед съемкой постоянно переспрашивал: «Сегодня с нами работают люди компетентные?»
Однако потом мы нашли общий язык. Козлов после встреч и съемок приглашал посидеть за кружкой пива. После 20 лет работы в «особых условиях», часть из которых прошла в Западной Германии, был он его большим любителем. Пролетело годков пять-шесть знакомства, и я был сердечно тронут вниманием Алексея Козлова. На большом собрании он провозгласил здравицу в честь честных журналистов, показав на меня. Я покраснел от смущения, зато после приема получил десятки похлопываний по плечу от сослуживцев Алексея Михайловича.
Знаете, как относились к Герою России Козлову его коллеги? Однажды во время юбилейного торжества в Кремлевском дворце, где показывали кадры, как президент России награждает его орденом, весь огромный зал, как один, мгновенно встал и разразился овацией. Такое уважение профессионалов надо было заслужить.
Мы общались. Я пытался написать в компании людей далеких и от Козлова, и от непростой темы сценарий документальной кинодрамы о герое. По разным причинам, на мой взгляд, не особенно вышло. Хотя главную роль исполнил популярнейший Олег Тартаров, страшно старавшийся, благородной идеей проникнувшийся и ради сходства с Козловым сбросивший около пуда.
Что ж, оставалось довольствоваться лишь принципом барона Пьера де Кубертена — главное участие. В итоге и это не принесло мне радости. Фильм получился, скажу так, не совсем правдивым. Стрельба, погони, силовые приемы в отличном исполнении Тартарова… Такого в нелегальной разведке не бывает никогда, если только в разведке фронтовой. Меня расстроили кинокадры непрекращающихся драк и особенно сцена ареста Козлова: в ЮАР его брали в самолете, а в фильме, наверное, для красоты пригнали корабль.
Зато наше сотрудничество с Алексеем Михайловичем переросло во взаимопонимание. Постепенно его рассказы приобрели оттенок пусть не откровенности, но точно доверительности. Возможно, он проводил какой-то свой отбор, мерил нас, к его профессии не относящихся, на свой строжайший лад.
Признаться, не ожидал, что в списке приблизительно ста стран, которые Козлов посетил отнюдь не с официальными визитами, было несколько, поведать о которых не придется. Да и те редкие задания, о которых он упоминал или, скорее, намекал, виделись мне совершенно фантастическими.
Однажды я не выдержал: «Но это же физически невозможно». Козлов согласно кивнул: «Практически невозможно. И я даже обратился с этими словами к генералу Дроздову (многолетний начальник Управления нелегальной разведки ПГУ и сам в прошлом нелегал, которого все подчиненные чтили, словно Бога. —
Жаль, конечно, что этот эпизод, как и некоторое другое из рассказанного, не войдет в книгу. Пролетит еще лет двадцать, и подвиги Героя России Алексея Козлова, возможно, обретут более конкретные черты. Впрочем, совсем не факт. Хотя и рассказанного вполне достаточно, чтобы представить, что же переживает человек, которого несколько месяцев подряд каждую пятницу водили на казни.
Есть вещи, написать о которых рука не поднимается. Полковника-нелегала пытали. Я изумлялся чудовищной жестокости этих пыток. Следователи из ЮАР подражали фашистам из гестапо, а в изощренности их превосходили. Не знаю, как объяснить: мужчине об этом рассказать еще можно, а женщинам — нет. Изуверы ломали русского нелегала. Не сломали.
Допрашивали его и люди из спецслужб ЮАР, Великобритании, Западной Германии, Израиля, Франции, США. Больнее других, во всю безнаказанную свирепость избивал офицер Моссада, выходец из СССР. «Жора из Одессы» — так представился он полковнику на хорошем русском. Почему-то был уверен, что быстро расколет Козлова. А когда не получилось, вырывать связанного пленника из рук садиста приходилось юаровцам. Они объясняли мерзавцу, что убьет, замучит, а нелегал нужен им живым. Оттаскивали вдвоем, втроем от озверевшего Жоры. Раз, чтобы привести моссадовца в чувство, настолько Жора впал в звериную ярость, юаровцы надавали ему тумаков. Козлов с выродком вообще не говорил. Это и бесило.
Неожиданно грубо повели себя французы. Вопросы задавали, Козлов сразу понял, для проформы. А били — по-настоящему.
Американцы склоняли к предательству. Англичане моментально уразумели, что русский не расколется, и для собственного удовольствия стращали, запугивали.