Гении тоже люди… Леонардо да Винчи

– Вы изобрели выдвижную лестницу для тушения пожаров, трехскоростную коробку передач, винторез, велосипед, дыхательную трубку для водолазов, вращающуюся сцену, складную мебель, лечебное кресло и многое другое, что будет экономить ручной труд… – Марко по памяти перечислял изобретения Гения, словно напоминая творцу об их существовании. –Вы были первым, кто зарисовал строение внутренних органов, изучил внутриутробное развитие плода и сделал гипсовые слепки мозга. Вас интересовало все – от устройства человеческого зрения до звезд… А ваши трактаты! По анатомии, о природе воды, о различных машинах!

– Но большинство моих разработок остались лишь на бумаге. Будут ли они когда-нибудь востребованы, Марко? –лицо его было серьезным. -Ведь наверняка туалетная бумага и в будущем будет пользоваться большим спросом, чем они, не так ли? Так было всегда.

– Вы ошибаетесь, маэстро Леонардо! – единственное, что успел сказать Марко, осознавая при этом с горечью, что Гений, однако, прав.

– Что ж, рад слышать опровержение из будущего, Марко. –На его лице появилась улыбка. – В таком случае, их надо систематизировать, привести в порядок те из записей, которые должны войти составными частями в трактаты. Кроме того, я тешу себя надеждой завершить свой «Трактат о живописи», над которым работал последние 25 лет. Но я знаю, чувствую, что скоро, очень скоро придет конец. Всему когда-то приходит конец. Я начал к нему готовиться. Готовиться так, как все люди, которые своим способом жить называют неустанный поиск. Помню, один старый армянский плотник во Фьоренце, настоящий мастер, сказал мне как-то: «Вот дострою этот дом и умру». Вот и я достраиваю свой дом, слишком уж он незаконченный, ведь, если кто и будет достраивать, то очень не скоро. Главная моя проблема – это нехватка времени на все мои задумки.

Он вновь тяжело задышал, но, с отвагой льва, побежденного старостью, продолжал свое повествование:

– А мои картины? Порой мне кажется, они непонятны людям.

– Маэстро Леонардо, ваши картины – шедевры мирового искусства! Ни одному из мастеров, живших до или после вас, не удалось превзойти вас! У кого ещё юность так неотразимо привлекательна, зрелость так полноценна и мужественна, старость так полна достоинства и умудрена жизненным опытом? Кто мог, подобно вам, передать материнское счастье и ликующую радость ребёнка? Кто так, как вы, мог выразить застенчивость, нежность и грацию девичества или душевную проникновенность и неотразимую пленительность женщины в годы её расцвета? Всё, к чему бы не прикасалась ваша рука, маэстро Леонардо, становилось вечно прекрасным, будь то рисунок поперечного разреза черепа, стебля дикой травы или этюд человеческой мышцы.

Леонардо внимательно слушал Марко и лицо его вдруг засияло от счастья. Казалось, вот сейчас он расправит плечи, и за спиной его раскроются крылья, дав ему воплотить свою первую и, наверное, последнюю мечту – полететь…

– Друг мой Марко. С молодости меня привлекала форма изложения своих мыслей и наблюдений в виде кратких изречений, свободных набросков и отдельных, более длинных, но отрывочных размышлений. Я даже пробовал начать вести личный дневник, но бросал, так как убеждался, как трудно уловить мысль, уложить ее так, чтобы это удовлетворяло; и появлялись сомнения – а стоит ли это записывать? Чередование тем и форм без всякого порядка казалось мне отвечающим естественному ходу мыслей живого думающего и ищущего человека. В результате – обо мне судачит каждый кому не лень. И даже этот, как вы сказали, Вазари? Что он там обо мне напридумывал? Мне бы сесть и написать рассказ о моей жизни, попытаться смахнуть пыль с навсегда оставшихся позади прожитых годов. Но недуги мои усиливаются день ото дня, что усложняет мою задачу… К тому же я одинок, хотя, должен признаться, и в этом есть своя прелесть. Ведь теперь я полностью принадлежу самому себе. Когда же рядом с тобой находится хотя бы один человек, то ты принадлежишь себе только наполовину или даже меньше, в пропорции к бездумности его поведения; а уж если рядом с тобой больше одного человека, тогда ты погружаешься в плачевное состояние все глубже и глубже…

Было заметно, что он хочет о чем-то то ли спросить, то ли попросить, но его одолевают старческие сомнения…

– Я бы мог положиться на Франческо Мельци – он добрый, умный, славный человек. Я искренне люблю его. Жаль, что он явился мне лишь на закате моей жизни. Так иногда бывает, что судьба забирает из твоей жизни серебро, чтобы дать золото. Главное, вовремя это понять. И запомнить, что важен не тот, кто был с тобой с самого начала, а тот, кто останется с тобой до конца. Поэтому я принял решение завещать ему свои записи и рисунки. Надеюсь, он сможет позаботиться о них должным образом…

– Так оно и будет, маэстро Леонардо, – сказал Марко. – Франческо Мельци будет хранить их как священные реликвии.

– Значит, я был прав в своей оценке, – удовлетворенно сказал Леонардо, а затем, с какой-то детской любознательностью, поинтересовался, – А не оставил ли он потомкам каких-либо письменных воспоминаний обо мне?