Генитальный измельчитель

            Первое письмо, камера медленно скользит по каждому слову, в то время как рассказчик старается имитировать лишенный эмоций голос убийцы (у него получается только нагнать скуку). В нижней части экрана появляется предупреждение: ИНСЦЕНИРОВКА.

            Очень похоже на автомобильную рекламу, - подумал он.

            - Я убийца тех молодых женщин, чьи тела продолжают находить в канавах, на полях, и в водосточных трубах. Это подходящие места для них, разве вы не согласны? Я прячу это отребье там, где они не будут никого беспокоить. И они ждут, чтобы служить мне, когда я покину этот мир. Я буду признателен, если с сего момента вы будете обращаться ко мне как к ""Рабоубийце", потому что я им являюсь.

            Его тело осознало это прежде чем разум. Рот раскрылся, а сердце бешено застучало в груди.

            Этот почерк...

            Он знал этот почерк. Нет, не потому, что он принадлежал "Рабоубийце". Конечно, он слышал об этих преступлениях раньше, но письма никогда не видел. Никогда не читал книгу доктора Джулиана Винсента "По следам "Рабоубийцы" Он знал, что рядовые граждане не интересуются подобными вещами. Нет, он видел этот почерк где-то еще.

            Он схватил пачку рождественских открыток, которую хранил многие годы и стал изучать надписи на них. По телевизору продолжалось банальное повествование, и он поглядывал на экран для сравнения, пока перебирал конверты. Он нашел нужный с четвертой попытки.

            Конверт от отца.

    

            ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ, 3 МАЯ

            Я называю это "моя прелесть", как в тех книгах про кольцо. Только "моя прелесть" это не кольцо. Моя походит на слепую металлическую тварь, с очень острыми зубами. От одного прикосновения к ним на коже остается пунктирная линия из крошечных порезов. Это худшее зло, которое она способна мне причинить. И я знаю несколько женщин, которые наверняка хотели бы сказать то же самое. Но этого мы никогда уже не услышим.

            Ночью я держу "мою прелесть" в тумбочке у кровати. Жена иногда хочет, чтобы я "делал из нее женщину", поэтому приходится хранить ее там. Я должен знать, что в любой момент могу протянуть руку и достать ее из выдвижного ящика. Когда я глажу ее рукоятку на тумбочке, моя жена превращается в женщину. Но те другие... они уже были женщинами. Я сделал их непохожими на женщин, вообще непохожими на людей.

            - Вот так сюрприз! - воскликнул отец. - Входи.

            Он не был здесь уже несколько месяцев, хотя оба жили в Бартоке. У него была своя жизнь, и в ней они с отцом почти не пересекались. Еще меньше общих тем у них стало, когда четыре года назад рак забрал его мать.

            - Как Джана?

            - Да как всегда, - нейтрально ответил он, снимая пальто.

            - Я хотел вернуться после рождества, - сказал отец. - Как-то не получилось.

            - Знаю, как это бывает.

            - Хватай стул. - Отец устроился в своем любимом кресле. По телевизору шел повтор какого-то ток-шоу, звук был выключен.

            - Как поживаешь, пап?

            - Не жалуюсь.

            Он вздохнул.

            - Ладно, шутки в сторону. Скажу тебе прямо, я здесь по делу. Точнее, у меня к тебе два дела.

            Отец ничего не сказал, просто смотрел на него выжидающе.

            - Ты спросил про Джану. В ней-то все и дело. Она часто отсутствует. Днем и ночью она то на совещании, то работает сверхурочно для своих клиентов. Во всяком случае, так она говорит.

            Он сделал паузу.

            - Подозреваешь, что она тебе изменяет? - спросил отец.

            - Я уверен в этом. Проследил за ней на прошлой неделе. Она могла бы сколотить состояние на продаже спичечных коробков, если б забирала их штук по пятьдесят из каждого отеля. - Он невесело рассмеялся. - Я не знаю, кто там у нее есть. Возможно, их несколько. Мне это даже не интересно.

            - Если б ты раздобыл фотодоказательства ее неверности, ты испепелил бы ее при разводе, - сказал отец. - Я видел такое по "Корт-ТВ" (правовой телеканал - прим. пер.)

            - Я не хочу "испепелять ее при разводе". Поэтому я здесь.

            На лице у отца застыло классическое выражение замешательства.

            - Не понимаю.

            - Я знаю, кто ты, пап. Я узнал твой почерк на письмах "Рабоубийцы". Ты убил всех тех женщин. Не знаю, сколько именно. Возможно, четырех. Джулиан Винсент считает, что восемнадцать. Для меня это неважно.