Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Был ребенок, и он рос с каждым днем и каждый день видел новое,
И на что бы он ни взглянул — он всем становился,
И все становилось частью его на этот день, на этот час
Или на многие, многие годы.

Ранняя сирень стала частью его,

И трава, и белый или розовый вьюнок, белый и красный клевер, и песня синицы,
И мартовские козочки, и розовые поросята, табунок жеребят, и резвый теленок,
И шумливый птичий двор, и утята в грязи возле пруда,
И рыбы, так непонятно повиснувшие под водой, и сама красивая непонятная вода,
И водяные растения с большими плоскими листьями — все стало частью его.

Апрельские и майские побеги стали частью его,

Зимние всходы и желтые всходы маиса, и овощи огородов,
И яблони — сначала в цвету, а потом все в плодах, и лесная ягода, и придорожный сорняк,
И старый пьянчужка, ковыляющий домой из сарая при кабаке, где он отсыпался после попойки,
И учительница, идущая в школу,
Послушные мальчики и драчуны-забияки,
Румяные девочки в чистеньких платьях, и босоногие негритята,
И все, что менялось в городе и деревне, в которых он рос.

И родители: тот, кто зародил его, и та, что его носила и родила,

Они дали ему не только жизнь,
Они отдавали ему себя каждый день, они стали частью его.
Мать, спокойно собирающая ужин на стол,
Мать в чистом чепчике и платье, ее ласковые уговоры, и когда она проходит мимо — запах свежести от нее и от ее одежды.
Отец, сильный, поглощенный делами, раздражительный, грубый, переменчивый, несправедливый,
Подзатыльники, быстрая громкая речь, когда он торгуется до хрипоты ради выгодной сделки,
Семейный уклад, привычные словечки, гости, вещи и сладкая на сердце тоска.
Привязанность, с которой не совладать, ощущенье всего, что окружает тебя, и сомненье — а вдруг все окажется сном?
Дневные сомненья, и сомнения ночи, и желанье узнать: так ли это все и как именно,
Такое ли все, каким оно кажется, или все это только проблеск и промельк?
Люди, снующие по улицам городов, — что́ они, как не промельк и проблеск?
А сами улицы, фасады домов, товары в витринах,
Экипажи, фургоны, тяжелые настилы пристаней, скопления и заторы у переправы,
Деревня на взгорье, когда издали видишь ее на закате с другого берега быстрой реки,
Тени, отсветы сквозь дымку, на колокольне, на крышах, там, за две мили отсюда.
А тут рядом шхуна, сонно дрейфующая вместе с отливом, с маленькой лодкой, зачаленной за кормой,
Или сумятица теснящихся волн, всплеск ломких гребней, удары прибоя,
В высоком небе пожар облаков и вдали полоса коричневой отмели, затерявшейся в чистом недвижном просторе,
И горизонт, и пролетевшая чайка, и запах соленых лагун, водорослей, ила, —
Все это стало частью ребенка, — он рос с каждым днем, и каждый день видел новое, и не перестанет расти, будет всегда расти с каждым днем.