Принц Гарри, теперь некоронованный пока король Генри VIII, за короткий срок между похоронами отца и своей коронацией прошел через молниеносную трансформацию характера. Настолько молниеносную, что она заставляет задуматься, насколько этот юноша на самом деле владел собой, покорно держась в тени отца, темперамент которого был совершенно отличен от его собственного. Молодой Гарри, первым делом, заявил, что после коронации он немедленно отправится воевать во Францию. Во-вторых, он был явно не намерен просто сидеть на сокровищах, как это делал его отец в последние годы своей жизни. Утратив вкус к роскоши и не видя в ней больше смысла, Генри VII распределил свои сокровища на хранение между Тауэром, Вестминстером, Кале и прочими «тайными местами», о каждом из которых знали редкие избранные, а обо всех — вообще никто, кроме самого короля. Начало же нового царствования буквально пролилось золотым дождем на всех, близких к Гарри.
Нортумберленд и Бэкингем ожидали блестящих должностей и возвращения конфискованных владений. Любящая бабушка, леди Маргарет, получила назад свой милый Вокинг, отжатый у неё без особых церемоний любимым сыном. Торговцы и священники надеялись на то, что свирепые указы предыдущего царствования о привилегиях и свободах будут забыты. Воспрянули все те, чьи имена были занесены в расчетные книги предыдущего короля — они надеялись на амнистию по невыплаченным долгам.
Гарри действительно наградил многих. И в первую очередь — советников своего отца, от графа Оксфорда до Ричарда Вестона, который стал комендантом Ханворта. Ожидаемо много получили приятели Гарри по ристалищу — Эдвард Говард, Томас Найвет, Чарльз Брэндон. Ожидаемо — потому что их изначально приблизили к персоне принца, чтобы в будущем они заняли ключевые посты в новой администрации. Сэра Генри Марни Гарри сделал капитаном гвардии/шефом службы безопасности, и вице-камергером королевства, а также отдал под его управление герцогство Ланкастер, и уверенно провел Марни в кавалеры Ордена Подвязки 18 мая. На церемонии Гарри впервые появился в украшении, известном как Collar of SS, или, как его предпочитают называть после Второй Мировой, Collar of Esses. Объяснений смысла соединенных в цепь букв S хватает, но в данном случае Гарри возложил на себя эту цепь в качестве ассоциации со своим идолом — ланкастерианским королем Генри V, во времена которого такая цепь, вместе с подвеской в форме белого лебедя, была символом дома Ланкастеров.
Пожалуй, самым быстрым был, все-таки, взлет Уильяма Комптона. Он занял должность «камергера стула» (того самого, туалетного), что звучит для нас довольно комично. Тем не менее, интимным гигиеническим уходом за коронованной личностью занимался, конечно, не камергер. Камергер стула был самым персонально близким к царственной особе придворным, и, в числе многого, занимался персональными финансами короля, что в случае именно этого короля означало суммы огромные.
Если подумать, то главное отличие будущего короля от предыдущего было именно в том, что у молодого Гарри были друзья. Дэнни, предшественник Комптона, при короле Генри VII был именно служащим, которому оказывалось определенное, строго дозированное доверие, и которому была дана определенная власть. Но никаких личных отношений с королем у Дэнни не было и быть не могло. Комптон же и Брэндон были до конца своих дней связаны с Генри VIII отношениями дружбы такого уровня, который даже предполагал возможность ссор и разногласий без трагических последствий.
В общем, Англия перестала оглядываться через плечо на тени прошлого, и сосредоточилась на радости по поводу солнечного настоящего. Лорд Монтжой просто захлебывался от восторга в письмах Эразму: «Небеса улыбаются, и земля радуется».
Надо сказать, что Монтжой фонтанировал оптимизмом не просто так. К Эразму Роттердамскому можно было относиться по-разному, потому что человеком он был неоднозначным, но никто не мог отрицать, что этот философ являлся самым блестящим мыслителем своего времени. И, поскольку Генри VIII очень гордился своей академической образованностью, ему страшно хотелось заполучить Эразма раз и навсегда в личную собственность. Во-первых, это было бы явной победой перед прочими венценосцами, а побеждать Генри VIII любил. Во-вторых, новый король действительно понимал важность просвещения и то, что национальный интеллектуальный капитал всегда взращивается на родной почве.