Читаем Генрих V полностью

Работа их бесхитростна, груба

И не исторгнет крика изумленья;

Но ты, рассудку вопреки, заставил

Убийству и предательству дивиться!

И хитрый дьявол, что тебя толкнул

На это безрассудное деянье,

Отличия добьется в преисподней.

Все дьяволы, внушители измен,

Преступные деянья прикрывают

Заплатами, являющими блеск

И образ добродетели прекрасной:

Но тот, кто соблазнил тебя восстать,

Не дал тебе предлога для измены,

Лишь именем предателя прельстив.

И, если демон, соблазнитель твой,

Весь мир пройдет, как лев, ища добычу, —

Вернувшись в Тартар, скажет он собратьям:

«Ничьей души отныне не пленить

Мне так легко, как этого британца».

О, как во мне доверье подозрением

Ты отравил! Мы ценим верных долгу, —

Ты был таким. Мы ценим лиц ученых, —

Ты был таким. Мы ценим родовитых, —

Ты был таким. Мы ценим крепких верой, —

Ты был таким. Мы ценим лиц воздержных,

Свободных от разгула, гнева, страсти,

Душою стойких, неподвластных крови,

Украшенных дарами совершенства,

Приемлющих свидетельства очей

И слуха лишь по зрелом обсужденье, —

Таким возвышенным казался ты.

Падение твое меня заставит

Впредь лучших и достойнейших людей

Подозревать. Ты будешь мной оплакан.

Вторичному грехопаденью равен

Проступок твой. — Виновность их ясна.

Возьмите их, предайте правосудью.

И да простит господь их тяжкий грех.


Эксетер


Я арестую тебя за государственную измену, Ричард, граф Кембриджский.

Я арестую тебя за государственную измену, Генри, лорд Скруп Мешемский.

Я арестую тебя за государственную измену, Томас Грей, рыцарь нортемберлендский.


Скруп


Господь раскрыл наш замысел преступный.

Моя вина ужасней мне, чем смерть!

Молю у вас прощенья, государь,

Хоть за измену заплачу я жизнью.


Кембридж


Не золото врагов меня прельстило:

Я взял его как средство поскорее

Мое намеренье осуществить.23

Но план разрушен — господу хвала!

Я стану радоваться в смертных муках,

Моля его и вас простить меня.


Грей


Никто не радовался так, встречая

Раскрытье государственной измены,

Как я сейчас ликую, что разрушен

Мой план проклятый. Пусть меня казнят,

Но все ж меня простите, повелитель.


Король Генрих


Бог да простит вас! Вот вам приговор.

Вы в заговор вступили против нас

С лихим врагом и золото его

Залогом нашей смерти получили;

Вы продали монарха на закланье,

Его вельмож и принцев — на неволю,

Его народ — на рабство и позор,

И всю страну — на горе и разгром.

Не ищем мы отплаты за себя,

Но дорожим спасеньем королевства,

Которое вы погубить хотели, —

И вас закону предаем. Идите,

Несчастные преступники, на смерть.

Пусть милосердный бог вам силу даст

Принять ее достойно, с покаяньем

В проступках ваших. — Уведите их.


Кембридж, Скруп и Грей уходят под стражей.


Теперь во Францию, милорды! Будет

Поход для нас богатым бранной славой.

Война счастливой будет, я уверен.

Господь по милости своей раскрыл

Измену, что подстерегала нас

В начале предприятья. Нет сомнений,

Преграды все устранены с пути.

За дело, земляки! Мы наши силы

Поручим богу и в поход направим.

Садитесь веселей на корабли.

Развернуты знамена боевые.

Пускай лишусь я английского трона,

Коль не надену Франции корону.


Уходят.


СЦЕНА 3


Лондон. Перед трактиром «Кабанья голова» в Истчипе.

Входят Пистоль, хозяина трактира, Ним, Бардольф и мальчик.


Хозяйка


Прошу тебя, сахарный ты мой муженек, позволь мне проводить тебя до Стенса.24


Пистоль


Нет, у меня и так в груди тоска. —

Ободрись, Бардольф, — Ним, распетушись. —

Мужайся, малый. Умер наш Фальстаф —

И мы скорбеть должны.


Бардольф


Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду.


Хозяйка


Нет, уж он-то наверняка не в аду, а в лоне Артуровом,25 если только кому удавалось туда попасть. Он так хорошо отошел, ну, совсем как новорожденный младенец; скончался он между двенадцатью и часом, как раз с наступлением отлива.26 Вижу я, стал он простыни руками перебирать да играть цветами, потом посмотрел на свои пальцы и усмехнулся. Ну, думаю, не жилец он больше на свете. Нос у него заострился, как перо, и начал он бормотать все про какие-то зеленые луга. «Ну как дела, сэр Джон? — говорю я ему. — Не унывайте, дружок». А он как вскрикнет: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» — так раза три или четыре подряд. Ну, я, чтобы его утешить, сказала, что ему, мол, незачем думать о боге; мне думалось, что ему еще рано расстраивать себя такими мыслями. Тут он велел мне потеплее закутать ему ноги. Я сунула руку под одеяло и пощупала ему ступни — они были холодные, как камень; потом пощупала колени — то же самое, потом еще выше, еще выше, — все было холодное, как камень.


Ним


Говорят, он проклинал херес.


Хозяйка


Да, проклинал.


Бардольф


И женщин.


Хозяйка


Нет, этого не было.


Мальчик


Как же нет? Он говорил, что они воплощенные дьяволы с мясом и костями.


Хозяйка


Вот уж что касается мяса, то он терпеть не мог мясного цвета.


Мальчик


Он как-то сказал, что попадет к дьяволу в лапы из-за женщин.


Хозяйка


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман