– Пацаны, выручите, дайте бутылку, – прочувственно просит мужик, не выпуская чалки. – Вас вон сколько, от одной не убудет… Не гнать же нам за бутылкой в Гранит за двадцать километров!..
– Нету у нас водки, дядя! – кричу я. – Не видишь: дети!
– А ты заткнись, не с тобой базар! Короче, распрягайтесь, парни!
– У нас эта… таможня! – хохочет второй. – Кто мимо плывёт – пол-литра. Вы, туристы, тут костры жжёте на покосах – мы ж ничего!..
Борман и Чебыкин подавленно молчат.
– Кончай, дядя! – снова кричу я. – Бросай верёвку, отплываем!
– Вот вы, блин, какие! – свирепеет первый. – Мы с ними, Санёк, по-хорошему, а они вот как!.. Ну, сопляки, щас все мешки ваши перерою и всё заберу, да ещё в рыло дам, чтоб знали!..
Мужик изо всех сил тянет катамаран на берег.
– Да плюнь ты, Толян, на этих козлов, – машет рукой Санёк.
– Не могу я, Санёк, когда такие молодые – и уже такие гадёныши!
Я смотрю на Градусова. Градусов, сузив глаза, кивает. Я беру топор и лезу по катамарану вперёд. За мной с веслом ползёт Градусов.
– На меня?! С топором?! – звереет Толян. – Да я щас всех урою!..
Санёк быстро хватает Толяна сзади и отнимает у него веревку.
– Хрен с ними, – увещевает он. – Видишь – пацаны, как твой Димка…
– Да мне хоть кто!.. – орёт, вырываясь, Толян.
Я бросаю верёвку Градусову, слезаю и спихиваю катамаран на воду.
– Гребите живо! – командую я, падая животом на каркас.
Отцы мощным толчком уводят катамаран на реку и дружно гребут. Мы уплываем. Все молчат. На душе мерзко.
Но едва мы заплываем за поворот, сзади нарастает надсадный треск моторки. На воде общение с этими гранитными ублюдками может кончиться для нас утопленниками. Здесь они нас сильнее.
– Всем надеть спасжилеты! – командую я. – Маша, быстро вылезай из спальника! Всем провериться, чтобы, если что, ничем ни за что не зацепиться и сразу всплыть! Гребём к берегу изо всех сил!
– Вы что, Виктор Сергеевич?.. – плачуще говорит побелевшая Люська.
– Географ, мы с тобой, – добавляет Овечкин.
Моторка догоняет нас и глушит двигатель. На моторе сидит Толян. Он издалека кричит:
– Пацаны, не тронем!.. Разговор есть!..
Моторка мягко утыкается носом в гондолу моего борта. Санёк, перегнувшись, хватается за наш каркас.
– Пацаны, ну давайте как мужики разберёмся! – убедительно говорит Толян. – Вон у вас девки какие красивые, чего вы струсили-то? Ну давайте я куплю у вас водку! Не жалко денег! Сколько просите?
– Да забей ты болт на них, – уговаривает Санёк. – Поплыли дальше! Есть у меня на Долгом Лугу заначка! Что, час не дотерпишь?
– Отвали, дядя, – говорю я Толяну. – Ничего не дадим.
– Ты вообще заглохни, к-козёл!.. – орёт Толян.
Наклонившись, он зачёрпывает ладонью воды и плещет мне в лицо.
Вода обжигает меня, как расплавленный металл. Это при всех. Это при Маше. Бешенство тупо бьёт меня в виски. Но я чувствую, как Градусов хватает меня за штормовку на локте. Ладно. Я поднимаю руку и молча утираюсь. Стерпеть такое – это как… Но я терплю.
– Ну продайте, п-падлы!..
Отцы молчат. Толян матерится и дёргает за шнур мотора. Мотор взрёвывает. Из пенного буруна подо мною летят обрывки капрона и резины. С пушечным выстрелом гондола лопается. Каркас моим углом рушится в воду. Люська визжит. Маша и Тютин, как кузнечики, перескакивают на другую гондолу. Я уже из воды перепрыгиваю через Градусова и падаю на Люську.
Отлетев, моторка ложится на скулу и по дуге разворачивается к нам обратно. Толян правит на вторую гондолу. Расчёт прост – пропороть её винтом и утопить нас окончательно.
– Вёсла выставляйте!.. – ору я, цепляясь за Люськины плечи.
Наш катамаран со всех сторон ощетинивается вёслами, как фаланга – копьями. Удар лопастью по рылу – это серьёзно. Моторка отворачивает и проносится мимо. Вёсла опускаются. Однако сзади моторка снова делает разворот и опять мчится на нас. Вёсла снова дружно поднимаются. Моторка облетает нас стороной. Толян что-то беззвучно кричит. Моторка уносится дальше и исчезает за поворотом.
Катамаран раскачивается на волнах, едва держась на плаву. Счастье, что у нас четыре гондолы, а не две. Иначе бы мы все давно уже барахтались в воде. Пустая гондола тряпкой полощется под каркасом, который моим углом погрузился чуть ли не на полметра.
– Гребём к берегу! – вставая, командую я. – К левому!..
– Айда к правому! – хрипит Градусов. – Вернёмся к их вагончику и разнесём там всё вдребезги!..
– К левому! – повторяю я. – Вон к той поляне!
…Стоя по пояс в воде, я отвязываю от катамарана наши вещи.
– Борман, чего не командуешь, бивень? – орёт Градусов. – Схватились все за своё барахло!.. А лагерь кто ставить будет?
Солнце висит уже над ёлками. Борман бросает свой рюкзак.
– Девчонки, разбирайте продукты! Мокрые надо высушить, – распоряжается он. – Деменев, Тютин – за дровами! Остальные…
– Куда их за дровами? – разоряется Градусов. – Они тебе к утру вичку принесут! На чём сушиться будем? На свечке? Дрова рвать я сам пойду! Чеба, Овчин, по-пырому за мной!..
Выбивая фонтаны из раструбов своих мушкетёрских сапог, Градусов, махая топором, топает в лес. Овечкин и Чебыкин бегут за ним.