– Смотри, даже погода какая… Всё-таки не простой человек умер. А на седьмое ноября, помнишь, какое солнце было? Он тогда уже смертельно больной на трибуне стоял… – Она снова вздохнула. – Не хочется, Витя, чтобы и ваша юность начиналась с тяжёлых времен…
Витька молчал.
– Мы с ребятами из «творческой группы» решили провести вечер памяти о Леониде Ильиче, – поделилась Чекушка, и Витьку кольнула ревность, что его из «творческой группы» выперли. – И знаешь, Витя… Мы подумали и решили, что нечего тебе без дела сидеть. – Чекушка улыбнулась, и Витька тоже покорно скривился. – Возвращайся-ка ты к нам. Сейчас не время для мелких ссор.
– Ну, – кивнул Витька.
Ему стало приятно, что его отсутствие ощущается так остро.
– У тебя ведь есть магнитофон? – спросила Чекушка.
– Есть.
– На вечере памяти должна звучать траурная музыка. Вот я взяла несколько пластинок у Павла Ивановича, а ты дома посмотри, послушай, что лучше, и перепиши на плёнку какой-нибудь марш. Он и будет звучать на нашем вечере памяти, хорошо?
– Хорошо, – сказал Витька.
Разобравшись с Чекушкой, Витька пошёл в спортзал. На время разнообразных митингов и линеек спортивный зал превращался в актовый. Сейчас он был ещё пуст. Витька завернул в раздевалку. Там сидели, дожидаясь собрания, Клюкин, Тухметдинов, Стариков из «бэ»-класса, Забуга, отличник Сметанин, ещё кто-то, кого Витька не разглядел. Но самое главное, тут был и лучший Витькин друг – Будкин: мелкий, кудрявый, глазастый, по-девчоночьи красивый и потому очень застенчивый. Тухлый и Забуга играли в фантики, а остальные лениво перебрасывались чьей-то шапкой – «чуханкой». Витька сел на скамейку рядом с Будкиным.
– Витус, ты сегодня дома будешь? – спросил тот.
– Буду, а что?
– Хочешь переписать «АББУ»? Мне папа привёз. И «Чингисхан» тоже.
– Тащи, – обрадованно согласился Витька.
Дверь в раздевалку открылась, и заглянул физрук Дроздов.
– Уже сидите, голуби? – сказал он и увидел Витьку. – А тебе, Служкин, кто разрешил заходить сюда?
Витька сразу заулыбался, словно услышал что-то приятное. Он недавно поссорился с Дроздовым. Во-первых, как-то раз он придумал достать все волейбольные мячи и швырять их по залу во все стороны. Мячи летали, как молекулы в броуновском движении, били по башке, по спине, по животу, сшибали с ног. Пацанам эта игра очень понравилась. Витька назвал её «Бородино». А во-вторых, на перекличке Витька начал шептать на весь класс разные гадости. Дроздов выкрикивает: «Дергаченко!» Витька шепчет: «Лысый пень, отзовись!» Дергаченко обречённо отзывается: «Я!» Дроздов выкрикивает: «Забуга!» Витька шепчет: «Чёткий парень, отзовись!» Забуга радостно кричит: «Я!» И так далее. За всё за это Дроздов влепил Витьке пару и запретил являться в зал без родителей.
– Чего улыбаешься? – спросил Дроздов. – Давай вымётывайся отсюда, – и он закрыл дверь.
– У нас, когда сказали, что Брежнев умер, бабы так выли на уроке, – рассказал Стариков из «бэ» класса.
– У нас тоже Чекушка ревела, – сказал Клюкин.
– Брежнев бы всё равно скоро умер, – произнёс Забуга. – Он уже говорил-то фигово, как унитаз.
– За него всё специальный артист говорил. Когда Брежнев умер, его расстреляли.
– Ага, он умер-то вчера…
– Всем только сказали, что вчера, а на самом деле пять дней уже прошло.
– Ага, пять дней, он бы уже сгнил.
– Чего гнить-то, холодно…
– Он как умер, из него сразу мумию сделали, как из Ленина, чтобы в Мавзолей положить. А потом передумали. Я «Голос Америки» слушал.
– А где его похоронят?
– Их всех хоронят около Кремлёвской стены. Только Сталина сначала в Мавзолей положили.
– Ну конечно…
– Честное пионерское.
– Интересно, куда все медали у Брежнева денут?
– Жене оставят. Или в могилу бросят.
– Выкопать бы…
– Там как похоронят, через несколько дней всё тайно достают и на секретном правительственном кладбище закапывают. Ночью там танки дежурят, чтобы никто не увидел. У меня брат рассказывал, он там служил.
– А у меня брата из колонии выпустят, если будет помилование, – сообщил Тухлый.
– Только при Брежневе порядок навели, всё и развалится.
– Да какой порядок… У меня батя говорит, что все пьют.
– Брежнев-то сам ничего и не делал.
– Коммунисты делали.
– Много они тебе сделали?
– Да уж побольше твоего. Посмотрел бы я, как ты сейчас бы в Америке на заводе работал. Да ты бы там вообще негром родился.
– Сам ты негр, козёл!..
– К Брежневу на похороны американский президент приезжает. К Ленину и то не приезжал.
– Подумаешь.
– Вот и подумаешь. К тебе-то на могилу никто не придёт, только я приду – знаешь зачем?
Витька поднял шапку и кинул в спорщиков, чтобы не подрались.
– Чуханка! – крикнул он. – Если за пять секунд не передашь, вечная чухня будешь!
Дверь в раздевалку снова открылась, и вошёл Вовка Колесников из десятого «а». Вместе с Леночкой Анфимовой он состоял в звене барабанщиков и сейчас был в парадной форме – в отутюженных брюках, в белой нейлоновой рубашке с комсомольским значком и в пионерском галстуке.
– Рота, подъём! – крикнул он. – Линейка сейчас начнётся! Спички у кого есть?
Витька полез в карман и подал Колесникову коробок.
– Молодец, Витёк, подсекаешь, – похвалил Колесников.