Он слышал, как мимо хлынул поток школьников с сорванного выступления «Бригантины», и половина смеялась. Но он не вышел. Преступление его было столь ужасно, он так много поставил под угрозу чекушкинской немилости и мести, что ему стало жизненно необходимо обрести поддержку хоть в чём-то. А лучше всего – в звене барабанщиков. Но Совет дружины почему-то не собирался, хотя вчера Чернова пообещала, что он будет.
В принципе, Витька понимал, что Совет дружины не состоится, но верить в это он отказывался и упрямо ждал. Ожидание исполнилось слишком большим смыслом, чтобы его прерывать. И Витька сидел, сидел, сидел…
Дверь вдруг распахнулась, и Витька увидел Чернову.
– Здрасьте… – сказал он, а Чернова испуганно ойкнула.
– Служкин!.. – ошарашенно пробормотала она. – Ты чего, меня угробить решил?..
– Нет, – смущённо ответил он.
– Пусти-ка, – велела Чернова. – Я сумку забыла.
Она ключом открыла дверь в пионерскую комнату.
– А ты не бойся, – оттуда сказала она. – Чекасина уже домой ушла, так что можешь больше не прятаться.
– Ну, – ответил Витька.
– Как тебя угораздило-то? – возвращаясь с сумкой, спросила Чернова. – Перепутал, что ли?
– Ну…
Чернова запирала дверь обратно.
– А Совета дружины разве не будет? – жалко спросил Витька.
– Совета дружины? – удивилась Чернова. – Почему?..
– Ну… Вы сами вчера обещали взять меня в барабанщики…
– А-а, – вспомнила Чернова. – Так после теперешнего, Витя, какие уж барабанщики? Мы с ребятами это собрание отменили. Придётся уж обойтись тебе, Витя… Да ты не расстраивайся.
– А чего мне расстраиваться?.. – чуть не плача, пробормотал Витька.
Дома Витька прямо в одежде забрался под одеяло и затащил с собой магнитофон. Он поставил кассету Высоцкого и слушал её долго-долго. И постепенно ему становилось легче. Это его в санях увозили к пропасти кони. Это его, расписанного татуировками зэка, парила в бане хозяюшка. Это он уносил на руках из заколдованного леса Леночку Анфимову. Высоцкий бы верняк, что не заканил перед Чекушкой, а просто плюнул бы ей в «воронье гнездо» и ушёл. И Витьке почему-то показалось, что Высоцкий и на самом деле так поступил, а он словно бы повторил его поступок, что сделать было гораздо легче, чем плюнуть на Чекушку первым и в одиночестве.
Витька вылез из-под одеяла и пошёл варить суп. Суп варился медленно, потому что Витька набухал сразу целую кастрюлю. Он рассчитывал, что родители завтра вернутся домой, и он их сразу накормит. Не было только хлеба. Разделавшись с супом и выключив газ, Витька оделся, взял деньги и авоську и пошёл в магазин. После Высоцкого настроение у него стало какое-то отчаянно-бесшабашное, и он напевал про себя песню:
Витька глядел в низкое белое небо и неожиданно трезво, ясно чувствовал, что атомной войны всё-таки не будет.
И он пел припев:
Витька углубился в район, застроенный частными деревянными домами. Этот район назывался Кирпичным Заводом и враждовал с его Речниками. Витька же пел:
Последний припев Витьке особенно нравился:
Купив хлеба, Витька прежним путем направился обратно. Он уже почти вышел с территории Кирпичного Завода, как навстречу ему попались три пацана, которые заступили дорогу.
– Ты откуда? – спросил один. – С Речников?
– Из Кировского посёлка, – соврал Витька, от страха облившись потом. Голос его сделался тоненьким. Кировский поселок был нейтрален и к Речникам, и к Кирпичному Заводу.
– Ну, из Кировского, – хмыкнул один из «кирпичей». – А чего зассал тогда? – спросил он напрямик.
Витька не сообразил, что ответить, и влип.
– Деньги есть? – осведомился «кирпич».
– Нету… – пропищал Витька.
– Дай ему в рыло, Пона, – предложил один из «кирпичей».