Географ глобус пропил

Прямо перед нами беззвучно поднимается жуткий идол Чёртова Пальца. Кажется, он вырастает прямо из недр ископаемой перми, от погребённых в толще пород костей звероящеров. Он гипнотизирует, как вставшая дыбом кобра. Я чувствую его безмолвный, незрячий, нечеловеческий взгляд сквозь опущенные каменные веки.

– Фу, как смотрит… – ёжится Люська.

Отцы поскорее проходят мимо каменного столба.

– Географ, а в эти ущелья соваться-то можно? – спрашивает Чеба.

– Суйтесь, – разрешаю я. – Только не звезданитесь оттуда…

Чебыкин исчезает в одном из ущелий. Остальные почему-то медлят. Неожиданно Чебыкин показывается на одном из зубцов-Братьев.

– Эгей, бивни-и!.. – орёт он и машет руками.

– Слезай немедленно!.. – хором в ужасе кричат Маша и Люська.

Но Чебыкин, довольно хохоча, карабкается дальше, исчезает за выступами, спускается в расщелины, появляется снова, ползая по скалам, как муха. С ледяным шаром в животе я слежу за его передвижением. Я боюсь даже вздрогнуть, словно этим могу его столкнуть. Отцы кряхтят, инстинктивно сжимая кулаки и напрягая мышцы. Люська закрывает лицо ладонями. Я трясущимися руками вставляю в рот сигарету фильтром наружу и прикуриваю её, ничего не замечая. Чебыкин взбирается на последний, самый высокий, острый и недоступный зубец. Он что-то вопит, размахивает шапкой, поворачивается к нам задом и хлопает по нему.

– Ну всё, конец Чебе, – цедит сквозь зубы Градусов.

– Там пещера-а!.. – доносится до нас крик Чебыкина.

Потом он быстро и ловко лезет обратно и где-то на полпути сворачивает, чтобы выбраться к пещере покороче.

– Давайте тоже к пещере двинем, – говорю я отцам. – Вон туда…

Мы спускаемся в мшистое, сырое, холодное и тёмное ущелье. Оно круто и ухабисто падает вниз. Отцы цепляются руками за мокрые камни, скользят на сгнившей хвое и склизких бревнах. Кое-где нам приходится спрыгивать с невысоких обрывчиков. Отцы снизу страхуют девочек. Маша меня сегодня просто не замечает.

Я иду последним и думаю об этом. Мне уже не стыдно за вчерашнее, и мне не больно от Машиного невнимания, а может, и от открытой неприязни. Мне кажется, что в душе я заложил Машу кирпичами, как окно в стене. В душе лишь лёгкий сквозняк от новой дыры где-то в районе сердца – оттуда, откуда я наломал кирпичи.

Впереди и внизу мелькает Чебыкин.

– Иди сюда, козёл! – злобно орёт Градусов.

– Отжимайся! – советует Чебыкин и с хохотом убегает за уступ.

Наконец мы выходим на ровную голую площадку. Над нею в стене – треугольная дыра пещеры. Отцы взбираются ко входу и заглядывают.

– Там обрыв, – говорит Овечкин.

– А как же Чебыкин спустился? – удивляется Люська.

– Бу-бу-бу-бу! – жизнерадостно доносится пояснение из пещеры.

– Ага, – скептически соглашается Борман. – Не все же такие макаки.

– У нас в деревне один мальчик лазил-лазил по скалам, упал и разбился, – говорит Тютин.

– У вас в деревне живые-то мальчики хоть остались? – интересуется Маша.

– Знаете, куда Чеба залез? – спрашиваю я. – В древности эта пещера была…

– …сортиром! – подсказывает Градусов и ржёт.

– …святилищем, и здесь, на площадке, стояли идолы.

– Каким святилищем? – удивляется Люська. – Разве здесь кто-то жил?

– Здесь жили великие народы, о которых человечество уже давно забыло. Здесь были крепости, каналы, капища. Были князья, жрецы, звездочёты, поэты. Шли войны, штурмами брали города, могучие племена насмерть дрались среди скал. Всё было. И прошло.

Отцы слушают непривычно внимательно. На уроках в школе я такого не видал. По их глазам я понимаю, что они ощущают. Они, конечно, как и я, у Чёртова Пальца тоже почувствовали незримый и неизъяснимый взгляд. И вот теперь у них под ногами словно земля заговорила. До самых недр, до погребённых костей звероящеров, она вдруг оказалась насыщенной смыслом, кровью, историей. Эта одухотворённость дышит из неё к небу и проницает тела, как радиация – земли Чернобыля. Тайга и скалы вдруг перестали быть дикой безымянной глухоманью, в которой тонут убогие деревушки и зэковские лагеря. Тайга и скалы вдруг стали чем-то важным в жизни, важнее и нужнее многого, если не всего.

– Географ, говори погромче!.. – слышится крик Чебыкина.

– Лучше вылезай! – кричит в ответ Борман.

– Фигушки, вы драться будете… Географ, погромче!..

– Археологи проводили здесь раскопки, – рассказываю я то, что читал и слышал про Семичеловечью, – нашли множество костей жертвенных животных и наконечников стрел…

– Ты, что ли, мослы растерял, Жертва? – Градусов пихает Тютина в бок.

– Нашёл! Нашёл! – возбуждённо орёт из недр пещеры Чебыкин. – Наконечник стрелы нашёл!..

Отцы взволнованно заметались перед пещерой.

– Вылезай, урод! – кричит Градусов. – Не тронем! Слово пацана!

Через некоторое время Чебыкин вылезает и протягивает мне продолговатый камень. Отцы благоговейно смотрят на камень, трогают кончиками пальцев. Камень – обычный обломок.

– Что это? Стрела? Копьё? – сияя, спрашивает Чебыкин.

– Кусок окаменевшего дерьма мамонта, – говорю я.

Отцы хохочут. Чебыкин сконфуженно прячет камень в карман.

– Для вас, бивней, может, и дерьмо… – независимо говорит он.